Мы ведь так и не знаем, что там случилось, И упрекнуть их не в чем. «Смерть там» — кто хочешь испугается. А вы напрашиваетесь сами. Может, не стоит терзать компьютер понапрасну?
Шутит, конечно.
Одри хрустнула пальцами. Совершенно нет чувства юмора у человека. Шутит он очень неуклюже и только в самых критических ситуациях. Из этой потуги на остроумие сам собой напрашивается вывод о том, насколько нешуточная ситуация сложилась в отделе.
Что-то, с чем столкнулся Рич. Грозное. Непонятное. Неведомое.
— Это пройдет, — медленно произнесла Одри. — Один случай на миллиард. Он не может повториться! Все это очень скоро забудется, вот увидите.
Как будто Рикардо никогда и не было. Приснился, например. Ей — легко говорить. Они собирались сыграть свадьбу, когда Рич вернется. Приснился. Сны наяву. Рич улыбается. Он вернулся из очень важного перехода, и ему присвоили разряд старшего наблюдателя. По этому случаю его смуглое тело облачено в форменную одежду. Белое ему очень идет. Мраморно-белые простыни… Ночь перед экзаменом. Чертовски хочется спать. Она засыпает на каждом слове. Рич трясет ее за плечи. Она невнятно бормочет основы психотехники и снова проваливается в сон, Рич откидывается на подушку. Крахмальные простыни под его тяжестью чуть слышно хрустят и замирают. Белые крахмальные простыни в переходном отсеке.,. Ее первый переход и первое возвращение. Ее рассудок уже отвык от земных реалий. Какое наслаждение — впитывать знакомые звуки, образы. Рич сидит напротив. Его загорелые руки спокойно лежат на белой скатерти. На белой… Сны, только сны. Стекки вспоминается, как сон. Смутно, отрывочно. Сон не хороший и не плохой. Никакой.
Как можно быть такой бессердечной?
Притом настолько, чтобы не задать себе этот вопрос?
Об этом Одри себя так и не спросила. Взамен она мысленно поклялась узнать любой ценой, что же случилось «там». Отчего Рикардо Стекки по прозвищу Счастливчик навсегда останется на белой простыне.
Одри времени даром не теряла. Едва получив направление на переход, она вернулась в аппаратный блок. Там она отыскала свободный терминал. На экране мерцала обычная комбинация букв и цифр. Никаких тебе заставок, никаких картинок, звуков, никакого плеска воды и запаха леса. Ничего, способного отвлечь внимание агента.
Одри села за клавиатуру и утопила кнопку диалогового режима. Терминал немедленно откликнулся: нейтральный код исчез. Вместо него возникла надпись.
— Сформулируйте задачу.
Одри уже коснулась клавишей.
— Переход.
— Введите опознаватель.
— Одри Брентон.
На сей раз ответ появился с секундным запозданием. Машина якобы искала нужный файл.
— Добрый день, наблюдатель Брентон.
Одри всегда бесила эта имитация неспособности. На заре компьютерной эры первые машины демонстрировали, что они могут гораздо больше, чем в действительности, — и уж во всяком случае, больше человека. Быстрее, стабильнее, точнее… до тех пор, пока некий доктор Дювалье не обнародовал свою теорию технофобий. Цена этой теории — ломаный грош… а уж для Одри Дювалье и всяко был в одной цене с Фрейдом — смешно даже и вспоминать претензии этого почти средневекового шарлатана, утверждавшего, что уж он-то знает, что такое подсознание! Можно подумать, он там был, в подсознании. А вот Одри — была, и не раз. Как и все агенты Космодиста. И не в одном подсознании, а во многих. Для агентов труды господина Фрейда — источник нескончаемого смеха, смеха до слез изнеможения, до колик. Но то — Фрейд… а вот Дювалье — это не смешно. Какой вывих мозгов надо иметь, чтобы додуматься, будто надежность техники и есть то, что заставляет ее бояться и подозревать в ней сверхчеловеческое могущество? Спасибо доброму доктору Дювалье — ведь это благодаря ему компьютер вынужден притворяться, будто не может отыскать данные в своих электронных мозгах быстрее, чем старый склеротик в силах вспомнить, что он делал позавчера! Это благодаря ему двое коллег Одри провели полгода в адапте с настоящей, не выдуманной Дювалье фобией — страхом стать «летучим голландцем» из-за ненадежности машины… машины, которая так долго думает перед тем, как поздороваться с агентом.
— Добрый день.
— Переход разрешен. Введите координаты.
Одри скормила компьютеру координаты избранной планеты. Снова пауза. Очень долгая.
— Носитель найден. Повторяю разрешение перехода. Пройдите в переходный отсек.
Одри ввела в компьютер традиционную формулу благодарности. И получила в ответ столь же неизменное: «Удачного перехода, наблюдатель Брентон».
Одри быстрой, стелящейся походкой влетела в переходный отсек, нашла дверь с табличкой «О. Брентон», потом в комнату, не сбавляя темпа, молниеносно разделась, села на постель и быстро всунула запястья и лодыжки в кольца датчиков — их наблюдатели честили наручниками. Легла. Задержала дыхание. Все, надо успокоиться, нельзя так, это сумасшествие. Чем скорее она успокоится, тем быстрее закончится переход. Все, все, все. Все. Уже все. Закрой глаза. Колючая прохлада ложится на веки, они тяжелеют, датчики прижимают их. Тысячи игл касаются головы, каждая обжигающе холодна. Несколько датчиков присасываются под левой грудью. Трубки дыхательные, питательные, выводящие. Одри повторяет обычные мысленные круги. Переходит на сужающуюся спираль. Одно счастье, что в эту минуту сознание частично отделяется от тела, иначе унизительность процедуры была бы нестерпимой. Еще виток, ниже. На этой стадии отключения Одри всегда видела свое тело извне. Она не знала, кажется ей это или нет. Кстати, а у других наблюдателей тоже так? Вечно она забывает спросить.
1 2 3 4 5