Других машин на дороге не было, и вот немного погодя модель "Т"
вскарабкалась на холмы и побежала вдоль гребня, а внизу, как серебряный
сон, распластался сельский пейзаж, залитый лунным светом.
Позже Хэнк спрашивал себя, как долго это продолжалось, как долго
машина бежала по гребню в лунном свете, а он играл на саксе, прерывая
музыку и откладывая инструмент лишь затем, чтоб сделать еще глоток-другой.
Казалось, так было всегда и так будет всегда: машина плывет в вечность под
луной, а следом стелются стоны и жалобы саксофона...
Когда он очнулся, вокруг опять была ночь. Сияла такая же полная луна,
только модель "Т" съехала с дороги и встала под деревом, чтобы лунный свет
не падал ему прямо в лицо. Он забеспокоился, впрочем, довольно вяло,
продолжается ли та же самая ночь или уже началась другая. Ответа он не
знал, но не замедлил сказать себе, что это, в сущности, все равно. Пока
сияет луна, пока у него есть модель "Т" и есть дорога, чтоб ложиться ей
под колеса, спрашивать не о чем и незачем. А уж какая именно это ночь, и
вовсе не имеет значения.
Молодежь, что составляла ему компанию, куда-то запропастилась.
Саксофон лежал на полу машины, а когда Хэнк приподнялся и сел, в кармане
что-то булькнуло. Он провел расследование и извлек бутылку с самогоном. В
ней все еще оставалось больше половины, и вот уж это было удивительно:
столько пили и все-таки не выпили.
Он сидел за рулем, вглядываясь в бутылку и прикидывая, не стоит ли
приложиться. Решил, что не стоит, засунул бутылку обратно в карман,
потянулся за саксофоном и бережно положил инструмент на сиденье рядом с
собой.
Модель "Т" вернулась к жизни, кашлянула и содрогнулась. Выбралась
из-под дерева, вроде бы неохотно, и плавно повернула к дороге. А затем
выехала на дорогу и тряско покатилась вниз, взбивая колесами облачка пыли
- в лунном свете они зависали над дорогой тонкой серебряной пеленой.
Хэнк гордо восседал за баранкой. И чтоб никоим образом не
прикоснуться к ней, сложил руки на коленях и откинулся назад. Чувствовал
он себя превосходно, лучше, чем когда-либо в жизни. "Ну, может, не совсем
так, - поправил он себя, - вспомни молодость, когда ты был шустряком,
гибким и полным надежд. Ведь выпадали, наверное, дни, когда ты чувствовал
себя не хуже..." Разумеется, выпадали: переворошив память, он ясно
припомнил вечер, когда выпил как раз, чтоб быть под хмельком, но не
окосеть и даже не хотеть добавить, - он стоял в тот вечер на гравийной
автостоянке у Большого Весеннего, впитывая музыку перед тем как войти, а
бутылка за пазухой приятно холодила тело. Днем была жара, он вымотался на
сенокосе, но вечер принес прохладу, снизу из долины поднялся туман,
напоенный невнятными запахами тучных полей, - а в павильоне играла музыка
и ждала девчонка, которая, само собой, не сводила глаз с дверей в
предвкушении, что он вот-вот войдет.
"Что и говорить, - подумалось ему, - тогда было здорово..." Тот
вечер, выхваченный памятью из пасти времени, был хорош - и все же не лучше
нынешней ночи. Машина катится вдоль гребня, залитый лунным сиянием мир
стелется внизу. Тот вечер был хорош, но и эти минуты, пусть непохожие на
тот вечер, в каком-то смысле не хуже.
А дорога сбежала с гребня и устремилась обратно в долину, змеясь по
скалистым склонам. Сбоку выпрыгнул кролик и застыл на мгновение,
пригвожденный к дороге слабеньким светом фар. Высоко в ночном небе
вскрикнула невидимая птица, но это был единственный звук, не считая
клацанья и дребезжанья модели "Т".
Машина достигла долины и понеслась во всю прыть. К самой дороге
подступили леса, то и дело загораживая луну. Потом машина свернула с
дороги, и он услышал под колесами хруст гравия, а впереди обозначился
темный затаившийся в ночи силуэт. Машина затормозила, и на этот раз Хэнк,
примерзший к сиденью, ни на секунду не усомнился, где он.
Модель "Т" вернулась к танцевальному павильону, но волшебство
рассеялось. Огни погасли, все опустело. На автостоянке не осталось других
машин. Едва модель "Т" заглушила мотор, наступила полная тишина, и он
услышал бормотание родниковой воды, стекающей по лотку к поилкам.
Внезапно его охватил холод и неясное чувство тревоги. Здесь теперь
было так одиноко, как может быть лишь в очень памятном месте, откуда вдруг
вычерпали всю жизнь. Против собственной воли он шевельнулся, выкарабкался
из машины и встал с нею рядом, не отпуская дверцу и недоумевая, чего ради
модель "Т" прикатила сюда снова и зачем ему понадобилось из нее вылезать.
От павильона отделилась темная фигура и двинулась к стоянке, еле
различимая во мраке. Послышался голос:
- Хэнк, это ты?
- Я самый, - отозвался Хэнк.
- Скажи на милость, - спросил голос, - куда это все подевались?
- Не знаю, - ответил Хэнк. - Я был здесь недавно. Здесь было полно
народу.
Фигура подошла ближе.
- Слушай, у тебя нет ничего выпить?
- Конечно, Вердж, - ответил он. Теперь он узнал голос. - Конечно, у
меня есть что выпить.
Вытащив бутылку из кармана, он протянул ее Верджу. Тот взял, но сразу
пить не стал, а, присев на подножку модели "Т", принялся нянчить бутылку,
как дитя.
- Как поживаешь, Хэнк? - спросил он. - Черт, как давно мы не
виделись!
- Живу ничего себе, - ответил Хэнк. - Переехал в Уиллоу Бенд да так и
застрял там. Ты знаешь такой городишко Уиллоу Бенд?
- Был однажды. Проездом. Даже не останавливался. Если б знать, что ты
там живешь, тогда бы, конечно.
1 2 3 4 5 6 7