Отсюда понятно, почему вопрос о том, следует ли монастырям владеть населенными землями, получает такое важное значение в XV и XVI веке, почему он так привязывается ко всякому движению — церковному и политическому. По тогдашнему умоначертанию большинства нельзя было ожидать, чтоб этот вопрос решен был отрицательно; нудящие потребности государства могли повести и действительно повели только к сделкам, к средним мерам, к ограничению распространения церковной земельной собственности на будущее время. Но дело на этом не могло покончиться. Тяжкие войны, которые Московское государство вело в царствование Иоанна Грозного, разорили служилых людей, и поднялись жалобы на недостаточность кормления от поместий при тяжелой и продолжительной службе, требующей долгого отсутствия помещика из дому. Указан был источник этой недостаточности, малое количество рабочих рук, причем выгоды войсковой массы, мелких помещиков сталкивались с выгодами богатых землевладельцев, которые большими льготами переманивали к себе крестьян с земель мелких землевладельцев, помещиков; последние, лишаемые возможности обрабатывать свои земли, не могли нести обязанностей службы, которая стала теперь так продолжительна. Если поддержание благосостояния войсковой массы было всегда предметом первой важности, то особенно следовало обратить внимание на жалобы помещиков теперь, по кончине Грозного, когда грозила тяжкая борьба с самым опасным врагом, какого не имело до сих пор Московское государство и сила которого была недавно испытана. Попробовали сначала уменьшить переход крестьян уравнением всех земель относительно льгот, отнятием льгот (тарханов), которыми пользовались церковные земли; но эта мера продержалась недолго, и последовало запрещение крестьянам переходить от одного землевладельца к другому. Закон, разумеется, не мог быть строго исполняем: в продолжение всего XVII века слышатся постоянные жалобы мелких землевладельцев на богатых соседей, что те переманивают к себе и укрывают беглых крестьян их. Гоньба за человеком, за рабочею силою производится в обширных размерах по всему Московскому государству: гоньба за горожанами, которые бегут от тягла всюду, куда только можно, прячутся, закладываются, пробиваются в подьячие; гоньба за крестьянами, которые от тяжких податей бредут розно, толпами идут за Камень (Уральские горы); помещики гоняются за своими крестьянами, которые бегут, прячутся у других землевладельцев, бегут в Малороссию, бегут к козакам.И в XVII веке, как в X, из общества продолжали выделяться люди, у которых «сила по жилочкам так живчиком и переливалась, которым было грузно от силушки, как от тяжелого беремени», и которые шли гулять в поле, в степь. Эти богатыри древности в новейшее время носят название козаков; быт, подвиги богатырей древних сходны с бытом, подвигами козаков, и народное представление верно отождествляет эти два явления, разнящиеся только именем, но и здесь народная песня уничтожает различие, называя, например, Илью Муромца старым козаком. Мы знаем, что в эпохи образования государств выделение подобных людей и образование из них военных братств, дружин с избранным вождем, ведет обыкновенно к образованию государства, к началу исторической жизни, исторического движения для народа; из подобных людей образуется высшее, вооруженное, народонаселение, которое так или иначе определяет свои отношения к остальной, невооруженной, массе народа. Но если государство уже образовалось и, несмотря на то, по особенным условиям, преимущественно местным, продолжается еще выделение подобных людей и образование из них военных обществ подле государства, то это сопоставление ведет, разумеется, к важным отношениям. Прежде всего страна, народ, ослабляется выделением этих людей, особенно ослаблялась Россия, и без того бедная населением, рассыпавшимся на громадных пространствах; с другой стороны, выделением беспокойных сил условливалась беспрепятственная деятельность правительства, беспрепятственная централизация. Но если правительственная деятельность облегчалась внутри уходом богатырей на гулянье в степь, то образование из этих богатырей военных братств подле государства, разумеется, не могло не беспокоить последнее. Ушедши в степь для воли, козаки могли подчиняться государству только номинально, исполняли приказания правительства только тогда, когда это им было выгодно; но при первом разладе их интересов с интересами государства козаки давали резко чувствовать, что они люди вольные. Покойно они жить не могли, они должны были упражнять свою силу, от которой им было грузно, они должны были добывать себе средства к жизни, добывать зипуны , по их выражению. Козаки старые, начальные люди, козаки старинные обыкновенно более стояли за связь с государством, за исполнение требований правительства; но козачество представляло постоянный прилив новых, молодых людей, которым хотелось широко разгуляться и добыть себе зипунов; осторожность стариков, старшин, им не нравилась, и вот иногда, независимо от общей старшины, для самых рьяных искателей зипунов является новый, свой вождь, известный своей удалью (dux ex virtute), и ведет дружину на чужих или на своих. Понятно, что образование подобных обществ на границах государства должно было вести к постоянной борьбе. Если государство слабо, то напор дружин на него увенчивается успехом; мы знаем, чем кончилась судьба Римской империи вследствие напора германских дружин: они вошли в области империи и образовали здесь высшее, т.е. военное, сословие. В XVII веке на востоке Европы произошло подобное же явление:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43