Он повалился на спину и все говорил, говорил, бормотал, хрипел,
а скрюченные пальцы его беспокойно шарили вокруг, вцепляясь то в края
циновки, то в комбинезон. Потом он вдруг затих на полуслове, и Гепард
поднялся. Он медленно вытащил сигарету, не сводя глаз с запрокинутого
лица, щелкнул зажигалкой, потом наклонился и положил портсигар вместе с
зажигалкой рядом с черными пальцами, и пальцы жадно вцепились в портсигар
и сжали его, а Гепард, не говоря ни слова, повернулся, и мы двинулись
дальше.
Я подумал, что это, пожалуй, милосердно - бригад-егерь потерял
сознание как раз вовремя. А то пришлось бы услышать ему, что бригады
Гагрида тоже уже нет. Накрыли ее этой ночью на рокаде бомбовым ковром -
два часа мы расчищали шоссе от обломков машин, отгоняя сумасшедших,
лезущих под грузовики, чтобы спрятаться. От самого Гагрида мы нашли только
генеральскую фуражку, заскорузлую от крови... Меня холодом продрало, когда
я все это вспомнил, и я невольно взглянул на небо и порадовался, какое оно
низкое, серое и беспросветное.
Первое, что мы увидели, выйдя за околицу, был имперский бронеход,
съехавший с дороги и завалившийся носом в деревенский колодец. Он уже
остыл, трава вокруг него была покрыта жирной копотью, под распахнутым
бортовым люком валялся дохлый крысоед - все на нем сгорело, остались
только рыжие ботинки на тройной подошве. Хорошие у крысоедов ботинки. У
них ботинки хорошие, бронеходы, да еще, пожалуй, бомбардировщики. А
солдаты они, как всем известно, никуда не годные. Шакалы.
- Как тебе нравится эта позиция, Гаг? - спросил Гепард.
Я огляделся. Ну и позиция! Я прямо глазам своим не поверил. Дикобразы
отрыли себе окопы по обе стороны от дороги, посередине поляны между
околицей и джунглями. Джунгли стеной стояли перед окопами шагах ну в
пятидесяти, никак не дальше. Можешь там накопить полк, можешь - бригаду,
что хочешь, в окопах об этом не узнают, а когда узнают, то сделать уже все
равно ничего не смогут. Окопы на левом фланге имели позади себя трясину.
Окопы на правом фланге имели позади себя ровное поле, на котором раньше
было что-то посеяно, а теперь все сгорело. Да-а-а...
- Не нравится мне эта позиция, - сказал я.
- Мне тоже, - сказал Гепард.
Еще бы! Здесь ведь была не только эта позиция. Здесь вдобавок еще
были дикобразы. Было их тут штук сто, не меньше, и они бродили по этой
своей позиции, как по базару. Одни, значит, собравшись кружками, палили
костры. Другие просто стояли, засунув руки в рукава. А третьи бродили.
Возле окопов валялись винтовки, торчали пулеметы, бессмысленно задрав
хоботы в низкое небо. Посередине дороги, увязнув в грязи по ступицы, ни к
селу ни к городу пребывал ракетомет. На лафете сидел пожилой дикобраз - то
ли часовой, то ли просто так присел, устав бродить. Впрочем, вреда от него
не было: сидел себе и ковырял щепочкой в ухе.
Кисло мне стало от всего этого. Эх, будь моя воля - полоснул бы я по
всему этому базару из пулемета... Я с надеждой посмотрел на Гепарда, но
Гепард молчал и только водил своим горбатым носом слева направо и справа
налево.
Позади раздались рассерженные голоса, и я оглянулся. Под лестницей
крайнего дома ссорились два дикобраза. Не поделили они между собой
деревянное корыто - каждый тянул к себе, каждый изрыгал черную брань, и
вот по этим я бы полоснул с особенным удовольствием. Гепард сказал мне:
- Приведи.
Я мигом подскочил к этим охламонам, стволом автомата дал по рукам
одному, дал другому, и когда они уставились на меня, выронивши свое
корыто, мотнул им головой в сторону Гепарда. Не пикнули даже. Их обоих
сразу потом прошибло, как в бане. Утираясь на ходу рукавами, они трусцой
подбежали к Гепарду и застыли в двух шагах перед ним.
Гепард неторопливо поднял трость, примерился, словно в бильярд играл,
и врезал - прямо по мордам, одному раз и другому раз, а потом посмотрел на
них, на скотов, и только сказал:
- Командира ко мне. Быстро.
Нет, ребята. Все-таки Гепард явно не ожидал, что здесь будет до такой
степени плохо. Конечно, хорошего ждать не приходилось. Уж если Бойцовых
Котов бросают затыкать прорыв, то всякому ясно: дело дрянь. Но такое!.. У
Гепарда даже кончик носа побелел.
Наконец появился ихний командир. Выбралась из-за домов, застегивая на
ходу китель, длинная заспанная жердь в серых бакенбардах. Лет ему
пятьдесят, не меньше. Нос красный, весь в прожилках, захватанное пальцами
пенсне, как носили штабные в ту войну, на длинном подбородке - мокрые
крошки жевательного табака. Представился он нам штаб-майором и попытался
перейти с Гепардом на "ты". Куда там! Гепард такого морозу на него
напустил, что он как-то даже ростом приуменьшился: сначала был на
полголовы длиннее, а через минуту смотрю - змеиное молоко! - он уже снизу
вверх на Гепарда смотрит, седенький такой старикашка среднего росточка.
В общем, выяснилось такое дело. Где противник и сколько его,
штаб-майору неизвестно; задачей своей имеет штаб-майор удержать деревню до
подхода подкреплений; боевая сила его состоит из ста шестнадцати солдат
при восьми пулеметах и двух ракетометах; почти все солдаты - ограниченно
годные, а после вчерашнего марш-броска двадцать семь из них лежат вон в
тех домах кто с потертостями, кто с грыжей, кто с чем...
- Послушайте, - сказал вдруг Гепард. - Что это у вас там делается?
Штаб-майор оборвал себя на середине фразы и посмотрел, куда указывала
полированная тросточка.
1 2 3 4 5 6