- Вот оно, - сказал Сорочинский. - Их будут делать сотнями и
сбрасывать на неизвестные и опасные миры. И каждое Яйцо построит там
город, ракетодром, звездолет. Оно будет разрабатывать шахты и рудники.
Будет ловить и изучать твои нематоды. А Десантники будут только собирать
информацию и снимать разнообразные пенки.
- Ерунда, - повторил Гальцев. - Город, шахта... А герметический
купол на шесть человек?
- Что герметический купол?
- Кто эти шесть человек?
- Все равно, - упрямо заявил Сорочинский. - Все равно Десантникам
конец. Герметический купол - это только начало. Будут посылать вперед
автоматические корабли, которые сбросят Яйца, а тогда, на все готовое,
будут приходить люди...
Он принялся рассуждать о перспективах эмбриомеханики, явно цитируя
известный доклад Вахлакова. Об этом много говорят, подумал Ашмарин. И все
это верно. Когда были испытаны первые планетолеты-автоматы, тоже много
говорили о том, что межпланетникам останется только снимать пенки. А
когда Акимов и Сермус запустили первую СКИБР - систему кибернетических
разведчиков, - Ашмарин даже хотел уйти из Десантников. Это было двадцать
лет назад, и с тех пор ему приходилось не раз прыгать в ад за
исковерканными обломками СКИБРов и делать то, что не смогли сделать они.
Конечно, и автоматические корабли, и СКИБРы, и эмбриомеханика - все это в
огромной степени увеличивает мощь человека, но полностью заменить живой
мозг и горячую кровь механизмы не способны. И, наверное, никогда не будут
способны. Новичок, подумал Ашмарин про Сорочинского. И болтлив
неумеренно.
Когда Гальцев в четвертый раз сказал "ерунда", Ашмарин полез из
машины. При виде его Сорочинский замолчал и вскочил. В руках у него была
половинка недозрелого арбуза, из нее торчал нож. Гальцев продолжал
сидеть, скрестив ноги.
- Хотите арбуз, Федор Семенович? - спросил Сорочинский.
Ашмарин помотал головой и, засунув руки в карманы, стал смотреть на
вершину сопки. Красные отблески на полированной поверхности Яйца тускнели
на глазах. Быстро темнело. Из тумана вдруг поднялась яркая звезда и
медленно поползла по густо-синему небу.
- Спутник Восемь, - сказал Гальцев.
- Нет, - уверенно сказал Сорочинский. - Это Спутник Семнадцать. Или
нет - это Спутник Зеркало.
Ашмарин, который знал, что это Спутник Восемь, стиснул зубы и пошел
к сопке. Сорочинский ужасно надоел ему, и надо было осмотреть кинокамеры.
Возвращаясь, он увидел огонь. Неугомонный Сорочинский развел костер
и теперь стоял в живописной позе, размахивая руками.
- ...цель - это только средство, - услыхал Сидоров. - Счастье не в
самом счастье, но в беге к счастью...
- Я это уже где-то читал, - сказал Гальцев.
Я тоже, подумал Ашмарин. Не приказать ли Сорочинскому лечь спать?
Ашмарин поглядел на часы. Светящиеся стрелки показывали полночь. Было
совсем темно.

4
Яйцо лопнуло в два часа пятьдесят три минуты. Ночь была безлунная.
Ашмарин дремал, сидя у костра, повернувшись к огню правым боком. Рядом
клевал носом краснолицый Гальцев, по другую сторону костра Сорочинский
читал газету, шелестя страницами. И вот Яйцо лопнуло.
Раздался резкий пронзительный звук. Затем вершина сопки озарилась
оранжевым светом. Ашмарин посмотрел на часы и встал. Вершина сопки
довольно четко выделялась на фоне звездного неба. И когда глаза,
ослепленные костром, привыкли к темноте, он увидел множество слабых
красноватых огоньков, медленно перемещающихся вокруг того места, где
находилось Яйцо.
- Началось! - зловещим шепотом произнес Сорочинский. - Началось!
Витя, проснись, началось!..
- Может быть, ты помолчишь, наконец? - быстро сказал Гальцев. Он
тоже говорил шепотом.
Из всех троих только Ашмарин знал, что происходило на вершине.
Первые десять часов после пробуждения механозародыш настраивался на
обстановку. Абстрактные команды, заложенные в позитронное управление,
видоизменялись и исправлялись в соответствии с внешней температурой,
составом атмосферы, атмосферным давлением, влажностью и десятками других
факторов, определенных рецепторами. Дигестальная система - великолепный
"высокочастотный желудок" эмбриомеханической системы - приспосабливалась
к переработке лавы и туфа в полимеризованный литопласт, нейтронные
аккумуляторы готовились отпускать точные порции энергии для каждого
процесса. Когда настройка закончилась, механизм начал развиваться. Все в
Яйце, что не понадобилось для развития в данной обстановке, пошло на
переделку и укрепление рабочих органов - эффекторов. Потом дело дошло до
оболочки. Оболочка была прорвана, и механозародыш принялся осваивать
подножный корм.
Огоньков становилось все больше, они двигались все быстрее.
Послышались жужжание и визгливый скрежет - эффекторы вгрызались в почву и
перемалывали в пыль куски туфа. Пых, пых! - бесшумно отделились от
вершины и поплыли в звездное небо клубы светящегося дыма. Неровный
дрожащий отсвет на секунду озарил странные, тяжело ворочающиеся формы,
затем все снова скрылось. Скрежет и треск усилились.
- Может подойдем поближе? - умоляюще сказал Сорочинский.
Ашмарин не ответил. Он вдруг вспомнил, как испытывался первый
механозародыш, модель Яйца. Это было несколько лет назад. Тогда он был
еще совершенным новичком в эмбриомеханике. В обширном павильоне возле
Института разместился механозародыш - восемнадцать ящиков, похожих на
несгораемые шкафы, вдоль стен и огромная куча цемента посередине.
1 2 3 4 5 6 7