В куче
цемента прятались эффекторная и дигестальная системы. Вахлаков махнул
рукой, и кто-то включил рубильник. Они просидели в павильоне до позднего
вечера, забыв обо всем на свете. Куча цемента таяла, и к вечеру из пара и
дыма возникли очертания стандартного литопластового домика на три
комнаты, с паровым отоплением и автономным электрохозяйством. Он был
совершенно такой же, как фабричный, только в ванной остались керамический
куб - "желудок" - и сложные сочленения гемомеханических эффекторов.
Вахлаков осмотрел домик, тронул ногой эффекторы и сказал:
- Пожалуй, хватит кустарничать. Надо делать Яйцо.
Вот тогда было впервые произнесено это слово. Потом было много
работы, много удач и очень много неудач. Эмбриомеханические системы
учились настраивать себя, приспосабливаться к резким изменениям
обстановки, самовосстанавливаться. Они учились безотказно служить
человеку в самых сложных и опасных условиях. Они учились развиваться в
дома, экскаваторы, ракеты, они учились не разбиваться при падении с
огромной высоты, не выходить из строя в волнах расплавленного металла, не
бояться абсолютного нуля. Сотни человек, десятки институтов и лабораторий
помогали механозародышу превратиться в то, чем он стал теперь - в Яйцо.
Нет, это хорошо, что Ашмарину пришлось остаться на Земле. И кто он такой,
чтобы претендовать на большее?
На вершине холма клубы светящегося дыма взлетали все чаще и чаще,
треск, скрип и жужжание слились в непрерывный дребезжащий шум. Блуждающие
красные огоньки образовывали цепочки, цепочки сливались в причудливые
подвижные линии. Розовое зарево занималось над ними, и уже можно было
различить что-то огромное и горбатое, качающееся, словно лодка на волнах.
Ашмарин снова взглянул на часы. Было без пяти четыре. Видимо, лава и
туф оказались благоприятным материалом: купол рос гораздо быстрее, чем на
цементе. Интересно, что покажут температурные измерения? Механизм
надстраивает купол с верхушки к краям, и при этом эффекторы забираются
все глубже в сопку. Чтобы купол не оказался под землей, механозародышу
придется позаботиться либо о свайных подпорках, либо о передвижении
купола в сторону от ямы, которую вырыли эффекторы. Ашмарин представил
себе добела раскаленные края купола, к которым лопаточки эффекторов лепят
все новые и новые частицы вязкого от жара литопласта.
На минуту вершина сопки погрузилась в тишину, грохот смолк,
слышалось только неясное жужжание. Механизм перестраивал работу
энергетической системы.
- Сорочинский, - сказал Ашмарин.
- Я, - сказал из темноты Сорочинский.
- Обойдите сопку справа и ведите наблюдение оттуда. На сопку не
подниматься ни в коем случае.
- Бегу, Федор Семенович.
Было слышно, как он шепотом попросил у Гальцева фонарик, затем
желтый кружок света запрыгал по гравию и исчез.
Грохот возобновился. Снова над вершиной сопки загорелось розовое
зарево. Ашмарину показалось, что черный купол немного переместился, но он
не был уверен в этом. Он с досадой подумал, что Сорочинского надо было
послать в обход сопки сразу, как только зародыш вылупился из Яйца.
Впрочем, обо всем в должное время отчитаются кинокамеры.
И вдруг что-то оглушительно треснуло. На вершине полыхнуло красным.
Медленная багровая молния проползла по черному склону и погасла. Розовое
зарево стало желтым и ярким и сейчас же заволоклось густым дымом.
Бухающий удар расколол небо, и Ашмарин с ужасом увидел, как в дыму и
пламени, окутавших вершину, поднялась огромная тень. Что-то массивное и
грузное, отсвечивающее глянцевитым блеском, закачалось на тонких
трясущихся ногах. Бухнул еще удар, еще одна раскаленная молния зигзагом
прошла по склону. Дрогнула земля, и тень, повисшая в дымном зареве,
рухнула.
Тогда Ашмарин побежал на сопку. В сопке что-то гремело и трещало,
волны горячего воздуха валили с ног, и в красном пляшущем свете Ашмарин
видел, как падают, увлекая за собой куски лавы, кинокамеры - единственные
свидетели того, что произошло на вершине.
Он споткнулся об одну камеру. Она валялась, растопырив изогнутые
ноги штатива. Тогда он пошел медленнее, и горячий гравий сыпался по
склону ему навстречу. Наверху стало тихо, там что-то еще тлело в дыму.
Потом раздался еще один удар, и Ашмарин увидел несильную желтую вспышку.
На вершине пахло горячим дымом и чем-то незнакомым и кислым. Ашмарин
остановился на краю огромной воронки. Собственно, это была не воронка, а
яма с почти отвесными краями, и в этой яме лежал на боку почти готовый
купол, герметический купол на шесть человек, с тамбуром и кислородным
фильтром. В яме тлел раскаленный шлак, на его фоне было видно, как слабо
и беспомощно двигаются потерявшие управление гемомеханические щупальца
зародыша. Из ямы тянуло горелым и кислым.
- Да что же это? - сказал Сорочинский.
Ашмарин поднял голову и увидел Сорочинского, стоявшего на
четвереньках на самом краю.
- Дед бил, бил - не разбил, - уныло сказал Сорочинский. - Баба била,
била...
- Молчать, - тихо сказал Ашмарин.
Он сел на край ямы, спустил ноги и стал спускаться.
- Не надо, - сказал Гальцев. - Опасно.
- Молчать, - сказал Ашмарин.
Надо было немедленно понять, что произошло. Не может быть, чтобы
подвела конструкция Яйца, самой совершенной из машин, созданных
человеком. Самой неуязвимой машины, самой умной машины.
1 2 3 4 5 6 7