И сейчас ее пришлось
форсировать.
Наверное, из-за этого мне стало так больно.
Каждую мою клетку словно перетирали и раздавливали каменные
пальцы, мышцы были деревянными, но это дерево горело.
Однако через три минуты я уже поднялся на колени и пустил слюни.
Неподалеку из-под коробок выглядывала серая физиономия Раджнеша
в кислородном наморднике. Датчик, приклеенный к его шее, светил
индикаторами, показывая, что он жив. Жив в нашем понимании этого
слова. Артериальное давление было немногим больше, чем у
нормального мертвеца.
Камински же явно еще пребывала в отключке. Я коснулся ее руки и
получил по СБС данные по ее пошатнувшемуся здоровью.
Вот зараза: какая-то дисфункция дыхательного центра и аритмия
сердца, кислорода в тканях на двадцать пять процентов ниже
нормы!
Лицо диверсантки сейчас было невинным и даже жалким. Мой
образованный микрокомпи предложил сделать ей интубацию, да еще
вколоть латровита с адреналином прямо в сердце.
Какая тут на фиг интубация? Мне бы еще в сердце ей попасть.
Я вознес руку со шприцом, пробил иглой посиневшее тело
напарницы, и надавил на ампулу.
Вовремя надавил. Снаружи раздался какой-то грохот, потом еще.
Ну как не узнать родные звуки. Это точно автоматные очереди --
ишь как тарахтят, 1000 выстрелов в минуту не меньше.
Притом секли они все ближе и ближе. Я попробовал открыть дверь
контейнера, но ее, видимо, заклинило смежным контейнером.
Придется пробиваться с помощью направленного взрыва. Но только
где?
Ультразвуковой миниробот-зонд в таком нагромождении металла
никак не мог подыграть. Я обстучал стальные стенки и мне
показалось, что сверху имеется свободное пространство.
Прикрепил к подволоке контейнера два батончика со взрывчаткой,
воткнул иглы взрывателей и двадцать секунд подождал.
Потом было много дыма, пара, вони, брызг фреона и окалины.
Однако крепкий оказался контейнер. Металл крыши был пробит и
отогнут, но до нормальной дыры оставалось еще далеко. Я
приподнялся насколько мог и стал, обжигаясь и кряхтя, отжимать
кусок рваного горячего железа.
Затем высунул голову из контейнера и мои сенсоры, инфракрасный и
электрочувствительный, дали мне мимики-контуры окружающего
пространства.
Мы были в закрытом трюме, но по его люку топали
тяжелые башмаки. Я по этому звуку догадался, что не наши
башмаки. Да и голоса долетали не наши, больно визгливые. Шухер,
над головой кунфушники!
Я вернулся в контейнер и начал тормошить Камински. Эта чертова
машина для убийства, еще считающая себя женщиной, никак не хотела
очухаться. Потом она застонала, даже прошептала, что холодно,
но глаза так и не открыла.
Я прижал ее к себе, обнял, дул на ее потрескавшиеся губы, будто
она была не матерой разведчицей, а маленькой девочкой. Лицо ее
действительно переменилось -- ничего зловещего и хищного. Все
это было лишь мимиком-маской запрограммированной на убийства
женщины. А вот миловидность проступила "наружу". Никакая
она не Камински, а Катерина Матвеевна, сбившаяся с пути
истинного. Если точнее, поставленная на путь неистинный.
Потом я услышал скрежет -- это поднимался трюмный люк,
Бросил Камински и стал вылезать из контейнера. В
трюм уже попадал дневной свет, ледяная крупа, грубые гнусные
голоса. Увидел я вскоре и стволы.
Наверное, и меня заметили, поэтому крикнули на английском с
квакающими китайскими интонациями: "Выходи."
Ну, сейчас я им выйду! И заодно попробую отвлечь их внимание от
Камински и Раджнеша.
-- Выхожу, выхожу, не стреляйте, соколики,-- сказал я, прикрепляя
пистолет-пулемет "Ель" клейкой лентой к щиколотке. Прилепив,
стал подниматься по опустившемуся вниз трапу.
Едва моя голова поднялась выше комингса люка, я осознал всю
мрачность ситуевины. Мы плыли на судне под нейтральным
либерийским флагом, но на борту, кроме нескольких
матросов-негров, имелось с десяток крепких раскосых парней --
из морской пехоты кунфушников.
-- Руки за голову,-- крикнул ближайший ко мне морской пехотинец
и уже потянулся, чтобы ухватить меня за шиворот.
Ухватил, но в этот момент я одной рукой дернул его на себя, а
второй вырвал чеку осветительной гранаты, висевшей у меня на
шее.
Случилась вспышка, но я вовремя зажмурил глаза и видел
мимики-силуэты окружавших меня людей -- микрокомпи не ослеп и
продолжал сканировать электрополя своим сенсором. Морпех,
которого я схватил, несколько раз дернулся -- похоже в него
попала очередь из пуль с повышенным останавливающим действием --
предназначавшаяся, конечно же, мне.
Потом я ласточкой вылетел из люка, скатился с комингса и открыл
стрельбу из своего пистолет-пулемета. Троих ближайших морпехов
уложил сразу. Меня, конечно, едва не изрешетили, но я уже
перебрался за брашпиль лебедки.
Пули и иглы кунфушников в общем-то дзинькали рядышком и я
понимал, что еще минута и мне конец -- тем более, что я видел,
как на меня наводят ствол гранатомета. Но против такой кончины я
не особо возражал.
Впрочем, благородная кончина была отложена.
Раздались выстрелы с неожиданной стороны. Помимо меня они были
неожиданными и для кунфушников. Гранатометчик, а с ним еще трое
морских пехотинцев покатились по палубе, брызгая кровью. Из
люка выскочила очухавшаяся и злая Камински с короткоствольным
автоматом -- на лице ее уже восстановилась валькиричья красота.
Вражеские морпехи еще стреляли по нам со стороны рубки, но без
особого успеха.
Рядом с нашим ржавым "корытом" болтался на волнах катер
кунфушников. Но с него перебраться на либерийский борт было не
так-то просто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21