– Что случилось?
– Мой когдатошний свояк хочет меня видеть.
– Тот, у которого рак? Но я думала…
Он отпивает виски – половину. Снова смотрит на свой бокал. Потом на нее. И снова опускает глаза.
– Когда-то мы были очень близки, Дженни. Я никогда по-настоящему не говорил с тобой обо всем этом.
– Ты говорил, что они тебя отлучили.
Он отводит глаза, избегая ее взгляда, смотрит вниз, на бесконечный город.
– В Оксфорде он был моим самым близким другом. Мы тогда… это было что-то вроде квартета. Две сестры. Он и я. – Лицо его складывается в гримасу неуверенности: он ждет реакции. – Призраки.
– Но… – Восклицание повисает в воздухе. – Ты едешь?
– Кажется, ему не очень долго осталось…
Она смотрит на него пристально, в глазах ее – искренность и обида, детская и взрослая одновременно. И если сейчас он ей солжет, это будет в равной степени и ложь самому себе.
– Это из-за Каро, Дженни. Ей так долго пришлось разрываться между нами, что теперь, когда мне протягивают оливковую ветвь, я не могу отказаться.
– Почему ему вдруг так понадобилось увидеться с тобой?
– Бог его знает.
– Но у тебя должны же быть хоть какие-то предположения?
Он вздыхает:
– Энтони – профессиональный философ, к тому же католик. Такие люди живут в своем собственном мире. – Он берет ее руку в свои, но смотрит не на нее – в ночь за окном. – Его жена… она человек совершенно особенный. Очень честный. Придерживается строгих принципов в отношениях с людьми. Она не нарушила бы молчания после стольких лет, если бы… – Он замолкает.
Дженни высвобождает руку из его пальцев и отворачивается. Он смотрит, как она, стоя у дивана, закуривает сигарету.
– Почему ей подумалось, что надо выбросить в реку полную бутылку шампанского?
– Реакция на ее собственное предположение, что все мы в Оксфорде до тех пор жили в фальшивом раю. Вне реальности. – Он продолжает, может, чуть поспешно: – Все это очень сложно. Я когда-нибудь тебе расскажу.
– Совершенно ни к чему занимать оборонительную позицию. Я просто спросила.
Но на него она не смотрит. А он говорит:
– Может, все это только к лучшему.
– Премного благодарна.
– Переведем дыхание.
– А я и не догадывалась, что у нас соревнования в беге. – Она берет пепельницу и без всякой нужды вытряхивает ее в корзину для бумаг. – Ты не вернешься?
– Ты ведь нужна здесь всего недели на три. Если все будет нормально.
Она молчит. Через некоторое время произносит:
– Ну что ж. Это мне урок. Буду знать, как шутки шутить про ясновидение.
– Да уж. Это, оказывается, довольно опасно. Она бросает на него обиженный взгляд:
– Ты еще раз не попросишь меня выйти за тебя замуж?
– Я стараюсь не повторять дурацких ошибок.
– Вся твоя жизнь – сплошная ошибка. Ты сам только что сказал.
– Тем более важно не втягивать туда еще и тебя.
– Мне, конечно, не надо бы соглашаться.
– Тогда в чем дело?
Она наклоняется и начинает взбивать подушку.
– Я все время думаю об этом. Много думаю. И подозреваю, гораздо серьезнее, чем ты. Несмотря на все твои разговоры.
– Тогда ты должна бы представлять себе, почему из этого ничего хорошего не выйдет.
– Я понимаю – все признаки скорее против, чем за. Как ты и утверждаешь. – Она продолжает приводить в порядок диванные подушки, поднимает одну, рассматривает отпоровшийся шнур. – Я просто хочу спросить, почему то, что ты не захочешь повсюду тащиться за мной, а я не захочу все бросить, чтобы штопать тебе носки, – плохо, а не хорошо. Это самое лучшее, на что я могу рассчитывать. Роль домашней наседки меня вовсе не привлекает. Именно из-за этого и рухнула моя единственная – до тебя – серьезная связь. И так оно всегда и будет с любым нормальным человеком моего возраста… Я просто пытаюсь быть честной, – добавляет она.
– Тогда определенно ничего не выйдет, Дженни. Очень важный компонент таких браков – недостаток честности. Думаю, нам с тобой это не под силу. В конечном счете.
Она укладывает подушку на место.
– Ты, кажется, никак не можешь понять, что очень нужен мне. Во многих смыслах.
– Не обязательно я.
Она отходит от дивана и усаживается в кресло. Сидит сгорбившись, голова низко опущена.
– Мне уже страшно.
– Это только доказывает, что я плохо на тебя действую. И так будет всегда.
– Мне надо решить насчет новой роли.
– Ты знаешь, что я об этом думаю. Он – человек что надо. И сценарий он вытянет. Соглашайся.
– «И развяжи мне руки». – Она меняет тон: – Я знала бы, что ты меня ждешь. Что ты – рядом.
– Но так оно и будет. Пока ты этого хочешь. Ты же знаешь. – Он ищет слова, которые могли бы ее утешить. – Знаешь, ты ведь можешь переехать в «Хижину». Эйб и Милдред будут просто счастливы.
– Может, я так и сделаю. И не меняй тему. – Она затягивайся сигаретой, выдыхает дым, поднимает на него глаза. Он так и не отошел от телефона. – Отметим: ты так и не сказал, что я – самое лучшее, на что можешь рассчитывать ты.
– Ты уже торгуешься!
– А ты скрываешь. Это еще хуже.
– Что я такое скрываю?
– Свое прошлое.
– Не очень-то оно интересно. Мое прошлое.
– Это глупый, поверхностный, уклончивый ответ.
Она делает паузы между прилагательными. Слова звучат как щелканье хлыста. Дэн отводит взгляд.
– То же можно сказать о большей части моего прошлого.
– Это сценическая реплика. Не реальность. – Он не отвечает. – Но так ведь можно сказать о прошлом любого из нас. Не понимаю, почему ты считаешь, что твое прошлое так особенно ужасно.
– Я не говорю, что оно ужасно. Оно не изжито. Не исторгнуто из себя. – Он отходит к дивану, садится; диван – под прямым углом к креслу Дженни. – Дело не в статистике. Даже не в фактах личной биографии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45