Страсбург и восток Франции бурлят. Намбер был там чуть ли не героем и столпом французской компартии. История с борделями и казино сильно тряхнула всю эту организацию. Теперь они носятся, как ошпаренные, не знают, что предпринять. Пока компартия заявила, что этот человек исключен из Центрального Комитета. Но это мало что даст, особенно на фоне недавнего поражения Тореза. В лучшем случае они добьются только того, что выставят своих вождей полными идиотами. Бог знает, как они будут выбираться из этого положения.Матис заметил, что его энтузиазм произвел должный эффект: глаза Бонда чуть заблестели.— Последний вопрос, и я ухожу, — сказал Матис, взглянув на часы. — Сейчас на меня напустится доктор. Где чек? Где вы его спрятали? Мы прощупали всю вашу комнату. Его там нет.— Он там есть, — усмехнулся Бонд, — более или менее там. На каждой двери в отеле есть маленькая черная пластмассовая табличка с номером комнаты. Со стороны коридора, разумеется. Когда в тот вечер Лейтер ушел от меня, я открыл дверь, чуть отвинтил табличку, спрятал туда сложенный чек и завинтил ее. Он по-прежнему там. Я рад, что глупый англичанин смог чему-то научить умного француза.Матис польщенно улыбнулся.— Я был вознагражден за труды уже тем, что знал, что не я один там ничего не нашел. Кстати, мы взяли Мюнцев с поличным. Они оказались мелкой рыбешкой, их наняли по случаю. Но несколько лет тюрьмы мы им обеспечили.Он поспешно встал, увидев вошедшего в комнату врача.— Вон! — сказал ему врач. — Вон, и чтобы я вас больше не видел! Матис успел только махнуть Бонду рукой и сказать: «До встречи», как был выпихнут из комнаты. Бонд услышал за дверью настоящую бурю на французском, которая утихала по мере того, как врач и Матис удалялись по коридору. Он откинулся на подушку совершенно без сил, но повеселевший от всего, что узнал. Он поймал себя на мысли о Веспер и тут же погрузился в тревожный сон.Осталось еще немало вопросов, но они могли подождать. 20. Природа зла Бонд выздоравливал быстро. Когда Матис навестил его через три дня, он уже сидел на кровати. Нижняя часть туловища все еще была под белым тентом, но, несмотря ни на что, Бонд пребывал в хорошем настроении; лишь изредка болезненные ощущения заставляли его морщиться. Матис же был мрачен.— Вот ваш чек, — сказал он Бонду. — Мне было лестно прогуляться с сорока миллионами в кармане, но вы еще должны поставить на нем передаточную подпись, чтобы я мог положить деньги на ваш счет в «Креди Лионэ»... Никаких следов вашего знакомого из СМЕРШ, ни одного. На виллу он, очевидно, прибыл пешком или на велосипеде, поскольку ни вы, ни телохранители ничего не слышали. Отчаянная ситуация. Об этом человеке в Лондоне тоже ничего. Вашингтон сообщил, что у него кое-что есть, но оказалось, все это обычные фантазии эмигрантов. Приблизительно то же самое порасскажут вам на улице англичане про Секретную службу, а французы — про Второе бюро.— Он, по всей вероятности, добирался в Европу через Варшаву и Берлин, — сказал Бонд. — От Берлина идет множество открытых дорог. Сейчас он, должно быть, уже в Ленинграде и получает разнос за то, что заодно не убрал и меня. Думаю, что после двух операций, которые М. мне поручил в конце войны, у них на меня пухлое досье. Этот парень посчитал, что с меня хватит и той буковки, которую вывел мне на руке.— Кстати, что это? — спросил Матис. — Врач мне сказал, что порезы сделаны в форме перевернутой буквы m. Зачем эта кабалистика?— Я видел шрам, когда мне меняли повязку, уверен, что это русская буква ш. СМЕРШ расшифровывается как «Смерти шпионам», так что ш — это «шпион». Приятного мало, потому что М., вероятно, попросит меня сделать пересадку кожи. Хотя большой надобности в этом нет. Я решил подать в отставку.Матис изумленно посмотрел на Бонда.— В отставку? — переспросил он. — Какого черта?Бонд отвел глаза и занялся изучением повязок на руках.— Когда меня собрались убивать, мне вдруг понравилось быть живым. Перед тем, как начать пытку, Намбер употребил выражение, которое меня поразило: «Играть в индейцев». Он сказал, что это именно то, что я делаю. Так вот, я подумал, что он, возможно, был прав. Знаете, — продолжал разглядывать повязки Бонд, — в молодости кажется, что можно легко отличить добро от зла. С возрастом это становится труднее. В школе дети четко знают: тот — герой, этот — враг. И растут, думая стать героями и расправиться с врагами. За последние годы, — Бонд посмотрел Матису прямо в глаза, — я убил двух таких врагов. Первого — японца, специалиста по шифрам в Нью-Йорке, в японском представительстве на тридцать шестом этаже билдинга «Ар Си Эй» в Рокфеллеровском центре. Я снял квартиру на сороковом этаже соседнего здания, откуда через улицу хорошо просматривался кабинет японца. Нас было двое, и у каждого по «ремингтону» 30/30 с оптическим прицелом и глушителем. Мы засели в квартире и ждали своего шанса несколько дней. Мой коллега выстрелил за секунду до мена. Его задача состояла только в том, чтобы пробить стекло, чтобы я уже мог стрелять в японца. В Рокфеллеровском центре очень толстые стекла, чтобы с улицы не было слышно шума. Все получилось очень удачно. Пуля коллеги пробила стекло. Я выстрелил в дыру сразу после него. Я попал японцу в лоб в тот момент, когда он обернулся на звон стекла.Бонд закурил, несколько раз сильно затянулся.— Работа была сделана отлично. Красиво и чисто. Почти с трехсот метров. Никаких личных контактов. Позже, в Стокгольме, было уже не так красиво. Я должен был убрать норвежца, двойного агента, работавшего на немцев. Он выдал двух наших людей, которых, насколько я знаю, потом казнили. По различным причинам все нужно было проделать совершенно бесшумно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43