Это могла быть сикомора, а может, и тополь. Сие так и останется неизвестным, потому что деятельная наперстянка, сцепившаяся с лютиком, навалились на него и задушили. Лишенный света, росток засох и погиб.
Никаким деревьям не позволялось расти на изобильных, плодородных холмах. Ни один гриб не высовывал шляпку из-под земли, ни одна поганка не могла разбросать свои споры по благодатной земле. По долинам и по взгорьям, по вершинам и расщелинам росли только цветы. Они бешено разрастались, создавая яркий узор, которому нигде не было равного, и ждали следующих пришельцев. Возможно, другие окажутся более чуткими к убеждению или более похожими на цветы.
Действительно, трудно вообразить прекраснее место… Но для того, кто не являлся цветком, здесь было небезопасно задерживаться.
VIII
Они не останавливались до самого вечера, пока не добрались до такой высоты, где росло лишь несколько диких цветов. В отличие от миллионов тех, что покрывали холмы, с которых путешественники бежали, эти цветы были совершенно неагрессивны.
Эхомба положил Симну на землю под большим деревом с раскидистыми ветвями и растрескавшейся корой, такой темной, что она казалась почти черной. Поблизости журчал маленький ручей, направлявшийся к цветочным холмам и далекому морю. На другом дереве парочка ворон препиралась сугубо ради удовольствия послушать собственное хриплое карканье.
Алита стоял рядом и мотал головой, пошатываясь на нетвердых лапах и пытаясь стряхнуть воздействие предательских томатов. Он перенес их лучше, нежели северянин, но если бы Эхомба не объяснил ему, что происходит, и не помог бы поскорее покинуть холмы, левгеп наверняка тоже не выдержал бы второй атаки невидимых запахов.
Симна, должно быть, принял на себя основную тяжесть первого залпа. На его лице появилось блаженное выражение, и он упал как будто в объятия полудюжины гурий, о которых столь часто и нежно говорил. И тогда цветы, эти невозможные, нереальные, фантастические цветы действительно подняли его и понесли в какое-то невообразимое, лишь им ведомое место. Пастух, обнажив меч из небесного металла, мрачно принялся за работу, стараясь не думать о том, какую красоту уничтожает, и выкосил дорожку, чтобы спасти друга. Намерения цветов, успокаивал он себя, не были дружелюбными. Активное вмешательство шипов, острых листьев и прочей враждебной растительности служило достаточным тому подтверждением. Его ноги ниже колен были сплошь покрыты царапинами и уколами.
Кот отделался легче. Не в состоянии проникнуть сквозь густой мех, острые растения не причинили ему вреда. И хотя Алита пошатывался, он все-таки мог расчищать путь среди цветов ударами своих мощных лап. Теперь кот ходил кругами и мотал головой, яростно тряся огромной гривой, чтобы избавиться от воздействия концентрированных запахов.
Решив не тратить безопасную городскую воду, которая наполняла бурдюк у него в котомке, Эхомба пошел к ручью и вернулся с пригоршней холодной жидкости. Он дал ей медленно стечь по своим длинным пальцам прямо на лицо северянина. Симна заморгал, залопотал и сел. То есть попытался сесть — Эхомбе пришлось ему помочь. Симну мутило, как матроса, вернувшегося из долгого плавания и только что очнувшегося после трехдневного пьянства. Он отер лицо и попробовал сфокусировать взгляд на фигуре, обеспокоено склонившейся над ним.
— Этиоль? Что случилось? — Симна огляделся вокруг, словно видел покрытые травой холмы, рощу и своих друзей впервые в жизни. Слева от него большой кот упал набок, раздраженно зарычал и снова поднялся на ноги. — А что такое с киской?
— То же самое, что и с тобой, только в меньшей степени.
— А со мной что? — Северянин выглядел озадаченным. Он начал подниматься, опасно накренился на правый борт и тут же снова сел. — Ой! — Взявшись руками за голову, Симна затих и только потирал виски. — Помню, как понюхал что-то такое сладкое и чудесное, что передать невозможно. — Вдруг он посмотрел вверх. — Цветы!
— Точно, цветы. — Эхомба обернулся и поглядел на юг, в сторону рдеющих холмов, от которых они спаслись. — Они зачем-то хотели задержать нас там. Представить себе не могу, для чего? Кто знает, что у цветов на уме? — Он снова повернулся к другу. — Нас пытались захватить при помощи стеблей, корней и острых листьев. Когда это не сработало, нас решили подавить наслаждением. Я вдохнул мало аромата. Алите досталось больше, а ты чуть не задохнулся.
Северянин кашлянул.
— Сначала лошади, теперь вот цветы… Уж лучше душные муравейники городов, где каждый день встречаешься с головорезами, ворами и честными, откровенными убийцами. Я знаю, как с ними себя вести. А с цветами? — Опустив голову, он несколько раз глубоко вздохнул. — Я уже никогда не смогу с прежним чувством собирать букет для возлюбленной дамы.
— Рад, что ты чувствуешь себя лучше.
— Я тоже, хотя не припомню, чтобы мне когда-нибудь вышибали мозги столь приятным образом. — Симна встал, лишь слегка пошатываясь. В стороне кот разминался и проверял возвратившиеся рефлексы, высоко подпрыгивая и в шутку пытаясь сбить с ветки взволнованных ворон. — Ради Гилареита, погоди минуту. Если я был без сознания, а кот еле двигался, то как я спасся из тех холмов?
— Я тебя вынес. — Эхомба внимательно всматривался в северный горизонт. Впереди местность продолжала подниматься, но несильно. Ни зубчатые откосы, ни островерхие горы не преграждали пути на север. Северянин прищурил глаза:
— Запах на тебя не повлиял?
— Говорю же: вы с Алитой получили более сильную порцию, чем я. К тому же мое обоняние гораздо слабее, чем у каждого из вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112