По опыту знал — бесполезно. Просто молча провел в «трапезную». Наталья вошла и застыла как вкопанная.
Ярополка из-за стола было почти не видать. С одной стороны нависал громадный Вамба, похожий на медведя. С другой — страшный старик, весь в шрамах.
И ненавистная белобрысая сучка.
Белобрысая встала, быстро облизала ложку и положила ее на стол. Дед что-то сурово произнес, обращаясь к Наталье. Среди отребья — Наталья только сейчас заметила — затесалась холеная и строгая девица. Девица-то и перевела речи старого монстра:
— Он говорит, чтобы ты садилась за стол. Его дочь уступила тебе свое место и свою ложку.
Наталья медленно стала наливаться краской. Ярополк заскулил, чуя поддержку.
— Ты понимаешь, Наталья, тут… — начал было Сигизмунд. — Такие дела…
Валамир произнес еще несколько фраз. Вика передавала безразлично-брезгливым тоном переводчика видеофильмов:
— Он говорит, что ты плохо воспитала сына Сигизмунда. Где ты научилась столь дурным манерам? В твоем сыне доброе семя, но скверный уход не позволяет этому семени развиться в полной мере. Он говорит, что Сигизмунд — хороший отец. Он рад, что его дочь носит семя Сигизмунда.
— Ярополк, пойдем отсюда! — ледяным голосом произнесла Наталья.
— Погоди, Наталья!.. Сядь ты, — засуетился Сигизмунд.
Вамба с ленцой разглядывал Наталью своими водянистыми глазами. Потом вдруг встал и легким пружинящим шагом вышел из гостиной.
Аттила что-то шепнул Вике. Та хихикнула.
Ярополк, бросив на скатерть ложку с недоеденным супом, заревел и устремился к матери. Ни на кого не глядя, Наталья направилась в прихожую. Сигизмунд метнулся за ней.
— Да послушай ты наконец!..
— Нам не о чем говорить.
— Наталья!
— И чтоб… — Не закончив гневной тирады, Наталья вдруг побелела и завизжала.
Сигизмунд обернулся.
В дверях кухни в горделивой позе застыл Вамба. С его руки капала кровь. Глядя Наталье в глаза и ухмыляясь во весь рот, Вамба медленно наискось провел пятерней по физиономии, оставляя кровавые полосы.
Затем он принял другую позу, еще более спесивую. Поиграл мышцами. Небрежным хищным шагом двинулся по коридору. Зацепил Наталью плечом.
Наталья шарахнулась к Сигизмунду, вцепилась в его руку.
Вамба скрылся в «светелке».
— Это отморозки, да? — горячечно зашептала Наталья. — С кем ты связался? Они же тебя убьют… Может, тебе бежать? Бог с ней, с квартирой…
— Наталья, поверь: это очень приличные люди, — стараясь говорить как можно убедительнее, сказал Сигизмунд.
Из гостиной вышла Лантхильда. Выпятив живот, произнесла важно:
— Сигисмундс! Аттила зват — кусат конес!
— Какой конец кусать? — пробормотал Сигизмунд.
— Еда… фодинс… еда итан! Надо. Нуу…
* * *
Когда за Натальей захлопнулась дверь, Виктория высказалась прямо:
— Ну и говнюк же ты, Морж! И как она только решилась замуж за тебя выйти?
— А я ее обманул, — беспечно сказал Сигизмунд. — Я тогда хорошим прикидывался. — И быстро перевел разговор на другую тему: — Слушай, а что он кровью-то вымазался?
— Понравиться ей хотел. Показать, какой он крутой.
— Понравиться? Зачем? — поразился Сигизмунд. Ему как-то и в голову не приходило, что кто-нибудь захочет понравиться Наталье.
Вика фыркнула.
— Старый ты становишься. Для чего мужчина женщине понравиться хочет?
Глава девятнадцатая
Лето начиналось полувяло. Чтобы горожане не избаловались, Питер порадовал их в июне неделькой ноябрьских холодов.
Сигизмунд затеял мороку с перерегистрацией «Морены». Естественно, дело затянулось. Все ушли в отпуска, везде намекали, что надо бы дать на лапу. Давать было нечего.
Виктория все больше времени проводила у своих друзей «из соседней подворотни». Как-то Сигизмунд спросил ее, о чем они там так подолгу разговаривают.
— О готском языке, — ответила Вика.
— Что, они тоже?
Вика засмеялась. Пояснила: оттяг у людей такой.
— Неужто другого оттяга себе не нашли?
— Что, водку жрать или дебильные передачки по ящику глазеть?
Сигизмунд пожал плечами.
— Нет, просто выбор необычный. Почему именно готский?
— По двум причинам. Это они так объясняют. Во-первых, трудный. Во-вторых, бесполезный.
— Слушай, Вика. А что в этом готском такого, что можно неделями обсуждать? Я понимаю еще, часок-другой… Но НЕДЕЛЯМИ! Сколько ты там уже торчишь?
— Не знаю… Давно. Просто интересно. Они из-за одного диграфа ругались наверное месяц.
— Что такое диграф?
— Когда двумя буквами пишут один звук. Самое жуткое — я-то точно знаю, как этот диграф читается, а сказать не могу! — И вдруг доверительно пожаловалась: — Я так измучилась… Им ведь действительно интересно. А я их даже ни одному ругательству научить не могу. Сейчас начала уже чуть ли не под видом сказок им все это рассказывать: мол, «я так вижу»… А сама валамировы байки пересказываю. Они, по-моему, уже роман про своих готов пишут.
Сигизмунд насторожился.
— Ты, Виктория, аккуратней.
— Господи, Морж! Ты соображай, в каком мире мы живем! ЗДЕСЬ ВСЕМ НА ВСЕ НАСРАТЬ! — И почти плача добавила: — Вот встретила людей, которым не насрать!..
— Да я насчет Анахрона, — угрюмо пояснил Сигизмунд.
— Да чтоб он подавился, этот Анахрон! Чтоб он собственные кишки сожрал!
* * *
Из вандалов явно и тяжело страдал по дому Вавила. Мало того, что от своего народа оторван, так еще и из родни никого здесь не имел. Валамировичи хоть вместе, а Вавила — сам по себе.
Аська Сигизмунду жаловалась:
— Слушай, Морж, мне даже страшно, Вавилыч ведь места себе не находит. Я уж: «Вавилушка то, Вавилушка се», варенье для него переварила — нашла у себя окаменевшее с позапрошлого года, одного сахара туда вбухала — смерть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141