Сообщение о том, что он, единственный уцелевший офицер «Галилео», происходит из весьма состоятельного киевского рода, доставило ей определенное удовольствие.
Глава комиссии поглядел на свой хронометр, озабоченно крякнул и поднялся.
— На сегодня достаточно. Капитан Макрицкий, мы ждем вас завтра, в это же время.
Леон встал и коротко поклонился.
— Всегда к вашим услугам.
Негритянка прижала к своей необъятной груди папку из черной кожи и, тяжко размахивая гигантским задом, Двинулась к выходу. Рядом с Леоном остановился генерал-майор Савчук, введенный в состав комиссии на чисто формальном основании: оба они прекрасно понимали, что тот ничем не сможет ему помочь.
— Идем, хлопче, — устало произнес он по-украински.
— Я вас измучил, пан генерал? — виновато спросил Леон.
Савчук лишь отрешенно махнул рукой.
— В Киеве очень недовольны всей этой комедией, — сказал он, — но… пока мы в Нью-Йорке.
Они подождали, пока члены комиссии уедут вниз, и вошли в свободный лифт. На первом этаже гигантского небоскреба, в коридоре, отделанном полированными мраморными панелями, наперерез Леону бросился юноша в мундирчике рассыльного.
— Мистер Макрицкий, сэр, — затараторил он, — вас там ожидает какой-то старый джентльмен.
— Старый джентльмен? — удивленно остановился Леон.
Рассыльный подал ему серую шинель.
— Старый и очень суровый, сэр. Он не захотел назвать свое имя и сказал, что будет ждать вас до тех пор, пока вы не освободитесь. Сразу видно человека из прежних времен, сэр, сейчас таких почти не встретишь. Он в холле, сэр.
Леон подпоясался саблей и, застегивая на ходу золотистые пуговицы шинели, двинулся сквозь прозрачные двери, отделявшие холл от гардеробного сектора.
На широком кожаном диване у стены сидел, презрительно поджав губы, высокий, седовласый мужчина в полурасстегнутом зимнем плаще, под воротом которого виднелся сдержанно-дорогой галстук, заколотый ниже узла старинной булавкой в виде козацкой сабли. У его ног стоял вместительный дорожный кофр.
— Дед, — сказал Леон, не веря своим глазам.
— Ото бисовы янки, — прогудел Макрицкий-старший, раскрывая объятия, — все пытали, кто я да к кому. А я прикинулся, что не розумию ихнего английского.
— Я не надеялся… — счастливо улыбнулся Леон, вырываясь из сильных дедовых рук. — А як батько?
— У батьки опять конференция в Крыму, он, может, прилетит через пару деньков. Слышал, круто у тебя дело?
Дед хлопнул Леона по плечу и повернулся, чтобы пожать руку генералу.
— Как долетели, пан директор? — поинтересовался тот.
— Мои пилоты пока еще не разучились давить на газ, — хмыкнул старик. — А вот здешние таксисты…
— Идемте, — понимающе улыбнулся генерал, — у нас машина из посольства. Вы уже были в посольстве?
— А зачем? — фыркнул дед. — У меня пожизненная виза.
Семья Макрицких имела постоянную связь с рядом крупнейших манхэттенских банков, и дед, номинально числившийся председателем совета директоров, прибывал в Штаты, не уведомляя об этом ни посольства, ни миграционную службу, — ему это было не нужно.
Приземистый темно-синий лимузин покинул Манхэттен по мосту Джорджа Вашингтона, вскоре свернул налево и запетлял в узких, неестественно вылизанных улочках Клиффсайд-Парка. За гнутыми тонированными окнами плыли островерхие трех-пятиэтажные домики, выстроенные перед самой Депрессией. Дед всегда останавливался здесь, в крохотном, скромном на вид, но очень дорогом отеле — обычными его клиентами были состоятельные скандинавы, наезжавшие в Big Apple по финансовым делам.
В машине они почти не разговаривали. Подчиняясь команде, водитель остановил посольский лимузин в «кармане» перед серым фасадом уютного шестиэтажного строения в североевропейском стиле и выбрался из-за руля чтобы распахнуть заднюю дверь.
— Я вернусь под вечер, — сказал Леон генералу. — Или не вернусь — тогда встретимся прямо на комиссии.
Савчук согласно кивнул и пожал протянутую руку деда.
Забрав у водителя дедов чемодан, Леон поправил фуражку и заковылял ко входу в отель. Несмотря на свои относительно небольшие размеры, чемодан был чертовски тяжел. Леон догадывался, что он набит алкоголем: дед обожал угощать своих нью-йоркских друзей редкими армянскими и крымскими коньяками.
— О, пан Олэксий! — седоватый портье с тщательно прилизанными бакенбардами ринулся навстречу массивной фигуре старика, едва тот перешагнул порог. — Надолго к нам?
— Как получится, — добродушно ответил дед — теперь его английский был, конечно, же, безупречен. — Дела, все дела…
— Да-да-да, — сочувственно закивал портье, — с вашим внуком случилось такое несчастье… Пан капитан остановится вместе с вами, сэр?
— Вряд ли, — отозвался Леон. — Я пока живу в посольстве.
Роскошный суперлюкс на третьем этаже сверкал чистотой. Мальчишка-коридорный уже засунул чемодан в стенной шкаф; сбросив на диван холла пальто, дед не без раздражения выволок свой сундук на середину большой комнаты и, откинув крышку, принялся доставать бутылки. Леон тем временем разделся и вызвал горничную.
— Котлеты по-киевски, пан капитан? — прощебетала нежная светловолосая девочка, уважительно косясь на серебристое шитье его погон и длинную офицерскую саблю, валявшуюся поперек дивана.
Это «пан» звучало в ее устах до того смешно, что Леон не удержался от короткой улыбки.
— Да, если у вас умеют их готовить.
— Здесь умеют, — басовито проворчал из глубины номера дед. — И зелень на гарнир, побольше зелени. Скажите Джо, он знает.
— Мне — картофель фри, — добавил Леон.
Где-то за спиной Леона едва слышно зашипели струи воды:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17