В этом покое, некогда, без сомнения, великолепном, землекопы сваливали землю, вывезенную из расчищаемых коридоров. Янни опрокинула тачку, и к безобразной куче посередине пола добавилась еще толика грязи и битого камня. Потом тачка заняла свое место в ряду других таких же. Рядом грудой валялись сплошь залепленные землей кирки и лопаты. Тут обоняния Кефрии коснулись запахи горячего супа, кофе и свежеиспеченного хлеба, и голод, которому она так долго отказывала в праве на существование, пробудился к яростной жизни. Она сразу вспомнила, что со вчерашнего дня во рту у нее не было ни крошки.
— А что, уже рассвело? — недоуменно спросила она у Янни.
— Боюсь, давно уже рассвело, — был ответ. — И почему время вечно летит стремглав именно тогда, когда мне хотелось бы вовсе остановить его?
В дальнем конце подземного зала уже стояли козлы, приспособленные как столы, и многочисленные скамейки. Там трудились те, кто не мог участвовать в спасательных работах: дети да старики. Они разливали по мискам суп, присматривали за маленькими жаровнями, над которыми кипели котелки и горшки, расставляли и раздавали посуду. Огромное помещение полнилось гулом людских голосов, только голоса эти звучали очень безрадостно.
К Янни и Кефрии подбежал мальчик лет восьми. Он нес тазик с водой, на руке у него висело полотенце. От воды шел пар.
— Умывайтесь!
— Спасибо.
Кефрия смыла грязь со здоровой руки и лица. Горячая вода заставила ее осознать, до какой степени она на самом деле озябла.
— Повязку надо бы поменять, — заметила Янни, указывая на ее поврежденную руку. Действительно, промокшая материя была забита грязью.
Женщины вытерлись полотенцем, и Янни, снова поблагодарив мальчика, повела Кефрию к столам, где работали несколько лекарей. Кому-то всего лишь требовалось смазать свежезаработанные мозоли, кому-то массировали спину, разболевшуюся от работы внаклонку. Была, впрочем, работа и посерьезней. Расчистка заваленных туннелей не зря считалась делом опасным. Случались и переломы, и кровавые раны.
Лекарь уже накладывал повязку, когда Янни принесла свежий хлеб, кофе и суп Кефрии и себе.
— Незачем тебе больше сегодня работать, — коротко сообщил Кефрии лекарь. И повернулся к следующему, нуждавшемуся в его помощи.
— Поешь немножко, — сказала Кефрии Янни.
Та для начала взяла кружку с кофе и стала греть ладони. Тепло, исходившее от кружки с горячим напитком, удивительным образом утешало. Кефрия отпила долгий глоток, потом отняла кружку от губ и обвела взглядом амфитеатр.
— Как у вас тут здорово дело поставлено, — выговорила она неуверенно. — Можно подумать, вы ждали, чтобы это случилось. Ни дать ни взять, заранее приготовились.
— А так оно и есть, — негромко ответила Янни. — Нынешний толчок необычен разве что своей силой. У нас же здесь все время трясет, а значит, постоянно происходят обвалы. Бывает и так, что какой-нибудь коридор вдруг возьмет да и рухнет без какой-либо видимой причины. Двое моих дядьев погибли в обвалах. Почти каждая семья жителей Чащоб теряет здесь, в подземельях, по одному-два человека каждое поколение. И это одна из причин, почему Стерб, мой муж, так настойчиво убеждает наш Совет подумать об иных источниках благосостояния. Кое-кто, правда, говорит, будто его заботит лишь собственное богатство. Так болтают оттого, что по происхождению он — всего лишь младший сын внука торговца из Чащоб, так что на обширное наследство рассчитывать ему не приходится. Но я-то уверена, что он настаивает на устройстве новых поселений охотников и земледельцев не из себялюбия, а, наоборот, заботясь о нашем народе. Он утверждает, что наше истинное сокровище — наши леса, вполне способные прокормить нас, если только мы научимся как следует пользоваться их дарами. — Янни вдруг поджала губы и резко мотнула головой. — У него даже есть скверная привычка, — продолжала она, — когда в очередной раз случается что-то вроде сегодняшнего, обязательно заявлять: я, мол, вас предупреждал! Тем не менее большинство из нас пока не готово отказываться от старинного города ради лесной добычи. Здесь — вся наша жизнь. Мы привыкли раскапывать, исследовать. Да, здесь нас подстерегает немало опасностей, особенно, когда начинает трясти. Но ведь и вы, торговцы Удачного, поколениями ходите в море, зная при этом, что время от времени оно обязательно кого-нибудь забирает.
— Это так, — согласилась Кефрия. Взяла ложку и принялась за еду лишь затем, чтобы очень скоро оставить ее.
Янни, сидевшая напротив, поставила кофейную кружку и негромко спросила:
— Что?
Кефрия сидела очень неподвижно.
— Я вот о чем думаю, — проговорила она, чувствуя, как заливает душу страшное ледяное спокойствие. — Если мои дети вправду погибли, кто я отныне в этом мире? Мой муж и старший сын тоже в беде, в плену у пиратов, и, вполне возможно, их уже убили. Моя единственная сестра отправилась их разыскивать. Моя мать осталась в Удачном, когда мы оттуда бежали, и я не знаю, что с нею сталось. Сама я приехала сюда только ради детей. И если окажется, что лишь я одна из всей семьи осталась в живых…
Ее голос прервался. Рассудок тщился найти какие-то слова, какие-то возможности для дальнейшего существования, ЕСЛИ. Невозможность происходившего была слишком огромна, чтобы ее должным образом осознать.
Янни улыбнулась довольно странной улыбкой.
— Кефрия Вестрит, — сказала она. — Помнится, всего около суток назад ты по доброй воле собиралась оставить своих детей на моем попечении, сама же хотела вернуться в Удачный, дабы соглядатайствовать там для нас за «новыми купчиками». Кажется мне почему-то, в тот миг ты со всей определенностью знала, кто ты в этом мире такая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28