Я забыл, что я сам чувствовал в
первый раз. А теперь... теперь мне все равно. Завтра я иду в контору
"Филипс-радио".
Я спросил, о чем он, собственно, говорит, но он продолжал, не обратив
внимания на мой вопрос:
- У меня нет больше сил. Я сижу без гроша. И мне уже все равно.
Оговорю себе долю и буду получать проценты.
Наверное, ему необходимо было высказаться. И, расхаживая взад и
вперед, он, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее, выложил мне всю
историю.

Его звали Мигель Хосе Сапата Лавьяда. Я сообщил ему мое имя - Лефко.
Эд Лефко. Его родители приехали в Штаты где-то в двадцатых годах и с тех
пор сажали и убирали сахарную свеклу. Они только обрадовались, когда их
старшему сыну удалось выбраться с мичиганских полей, на которых они гнули
спину год за годом, - он получил небольшую стипендию для продолжения
образования. Стипендия была временной, и, чтобы продолжать учиться и не
умереть с голоду, он работал в гаражах, водил грузовики, стоял за
прилавком и торговал щетками вразнос. Но получить диплом ему не удалось,
потому что его призвали на военную службу. В армии он имел дело с
радиолокационными установками, а потом его демобилизовали, и от этих лет у
него не осталось ничего, кроме некоей смутной идеи. В тот момент было
нетрудно подыскать приличную работу, и в конце концов он накопил
достаточно, чтобы взять напрокат машину с прицепом и накупить разного
списанного радиооборудования. Год назад он достиг своей цели - достиг ее,
изголодавшись, исхудав и дойдя до полного нервного истощения. Но он-таки
сконструировал и собрал "это".
"Это" он поместил в футляр от радиолы - и для удобства, и для
маскировки. По причинам, которые станут ясны позднее, он не рискнул взять
патент. Я осмотрел "это" внимательно и подробно. Место звукоснимателя и
кнопок настройки занимали циферблаты с рукоятками. На большом имелись
деления от 1 до 24, на двух - от 1 до 60, на десятке - от 1 до 25, а на
двух-трех цифр вообще не было. И все. Если не считать тяжелой деревянной
панели, скрывавшей то, что было установлено на месте радиоламп и
репродуктора. Неприхотливый тайник, скрывающий...
Кто не любит грезить наяву! Наверное, каждый человек мысленно обретал
сказочные богатства, всемирную славу, жизнь, полную захватывающих
приключений. Но сидеть на стуле, попивать теплое пиво и вдруг понять, что
мечта столетий уже больше не мечта, а реальность, ощутить себя богом,
сознавать, что стоит тебе повернуть пару рукояток - и ты сможешь увидеть
любого человека, когда-либо жившего на Земле, можешь стать очевидцем
любого события, если оно только произошло, - это до сих пор не вполне
укладывается у меня в голове.
Я знаю только, что дело тут в высоких частотах. И что в аппарате
много ртути, меди и всяких проволочек из дешевых и распространенных
металлов, но что и как происходит в нем, а главное - почему, это для меня
сложновато. Свет обладает массой и энергией, и эта масса непрерывно
утрачивает какую-то свою часть и может быть снова обращена в электрическую
энергию или что-то в том же духе. Майк Лавьяда сам говорит, что он не
открыл ничего нового, что еще задолго до войны этот эффект не раз
наблюдали такие ученые, как Комптон, Майкелсон и Пфейффер, но они сочли
его чисто побочным, ничем не интересным явлением. А с тех пор все было
заслонено исследованиями атомной энергии.
Когда я несколько пришел в себя - после того как Майк еще раз
продемонстрировал мне мое прошлое, - я, по-видимому, начал вытворять
что-то невообразимое. Майк утверждает, что я присаживался, тут же
вскакивал, принимался бегать взад-вперед по помещению бывшей лавки,
отшвыривая с дороги стулья или спотыкаясь о них, и все время бормотал
бессвязные слова и фразы со всей быстротой, на какую был способен мой
язык. В конце концов до меня дошло, что он надо мной смеется. На мой
взгляд, смеяться было не над чем, и я так ему и сказал. Он рассердился.
- Я знаю, что именно я изобрел! - крикнул он. - Я не такой круглый
дурак, каким вы меня считаете. Вот, посмотрите! - Он повернулся к своему
аппарату и скомандовал: - Погасите свет!
Я погасил свет и снова увидел себя в баре "Мотор", но это меня уже не
оглушило.
- Смотрите!

Бар расплылся в тумане. Улица. Два квартала до муниципалитета. Вверх
по лестнице в зал совещаний. Никого. Потом - заседание муниципалитета.
Потом оно исчезло. Не фильм, не проекция диапозитива, а кусочек жизни
размером в четыре квадратных метра. Когда мы приближались, поле зрения
сужалось; когда мы удалялись, задний план воспринимался так же четко, как
и передний. Изображение - если тут подходит это слово - было таким
реальным и жизненным, что казалось, будто смотришь на происходящее через
открытую дверь. Все предметы и фигуры были трехмерными. Майк что-то горячо
объяснял, пока вертел свои рукоятки, но я был так увлечен, что почти его
не слышал.
Вдруг я взвизгнул, уцепился за стул и закрыл глаза - как и ты закрыл
бы на моем месте, если бы, взглянув вниз, обнаружил, что висишь в небе и
между тобой и землей нет ничего, кроме дыма и двух-трех облаков. Когда я
открыл глаза, мы, очевидно, вышли из стремительного пике и передо мной
снова была улица.
- Можно подняться куда угодно, до слоя Хевисайда, и спуститься в
любую пропасть, когда и где хотите!
Изображение затуманилось, и вместо улицы возник редкий сосняк.
- Закопанные в земле клады!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19