У нас как раз хватит времени добраться дотуда, прежде чем они появятся. Пошли!»
— Спасибо за то, что показали мне ваше новое здание, генерал, — сказала Адриенна, когда они шли бок о бок к выходу.— Мы не можем выразить словами, как рады вам, ваше высочество, — ответил МакКлинток. — А благодарность, знаете ли, палка о двух концах. Выражение королевской заинтересованности…Он пожал плечами, и Адриенна кивнула с очередным знакомым уколом боли. Она была рада, что он тактично не закончил предложение, но поняла, что он имеет в виду. Несмотря на все удовольствие от своего визита, она знала со зловещей убежденностью, что отец заметит его влияние. Не будет ни ссор, ни гневных вспышек. Он даже не отчитает ее. Он знал, что она не согласна с его отношением к древесным котам, поэтому распознает истинный смысл ее поездки в Твин Форкс. Но король даже не признает ее маленький бунт. Он просто учтет его в расчетах, и одарит ее своим ледяным, безликим взглядом — таким, что будто говорил: «Посмотрим, как тебе такое понравится, когда ты будешь королевой» — а потом проигнорирует полностью весь эпизод.«Так зачем же я на самом деле пришла? — грустно подумала она. — Потому что хотела разозлить его до такой степени, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию? Я до сих пор так отчаянно нуждаюсь в каком-то намеке на то, что ему не все равно? Неужели я настолько глупа, что надеюсь на это?Она отогнала эту мысль и ослепительно улыбнулась, когда МакКлинток открыл дверь.
Искатель-Мечты прижался к водостоку, и общий яркий фон человеческого мыслесвета толпы возле здания обрушился на него. Конечно, он был там с самого начала, но Искатель-Мечты отстранялся от него, даже не сознавая, что делает. Это был эмпатический аналог прищура против слепящего света, но теперь он пошире открыл «глаза», посылая свою эмпатию в поисках мыслесвета, о котором ему поведал Парсифаль, и чистая энергия, взмывающая за ним, почти пугала. «Я и не ожидал, что между песнями памяти и реальностью такая разница , — подумал он, полуослепнув от возбуждения и предвкушения, издаваемыми таким большим числом мыслесветов. — А должен был. Все песни согласны в том, что человеческий мыслесвет мощнее любого из Народа, и как бы даже величайшей певице памяти удалось воссоздать такую необузданную энергию?» Он тряхнул головой, наклоняясь вперед как во время сильного ветра, и медленно выдавил бурлящее смятение из своих мыслей. Высвободившись, он снова потянулся, ища «принцессу», и внезапно уши его резко дернулись, а хвост стал торчком. «Невозможно , — подумал он. — Это невозможно! Никто, будь то из людей или из Народа, не может излучать такой мыслесвет! Его мощь должна поглотить того, в ком он горит!» Не успел он так подумать, как понял, что это не так, потому что почувствовал, что реальность движется к нему по залу. «Такая мощь , — подумал он благоговейно. — Такая ясность и сила!» Он чувствовал сострадание в мыслесвете, порядок и ответственность, самоотдачу. И еще он почувствовал любовь, которую обладать мыслесвета нес как приветственный огонь, готовый согреть и ободрить любого, кто позовет.И он попробовал боль. Ужасную, неутихающую боль — пустоту, которая умоляла о том, чтобы ее заполнили. Он не понимал источник этой боли, ведь как может обладающий такой мощью любви быть сокрушенным неприятием и заброшенностью? Как может любая раса позволить одному из своих так глубоко страдать, когда все, что ей хотелось — это любить и быть любимой в ответ?Всего на один миг, находясь на краю одиночества и разбитого сердца Адриенны Винтон, Искатель-Мечты содрогнулся от страшного подозрения, что певицы памяти ошибались, что все люди безумны. Только это может объяснить острое страдание, которое он почувствовал среди сверкающего сияния граней этого подобного самоцвету разума! Но тут он вспомнил, что люди мыслеслепы. Они не могут почувствовать тоже, что он, поэтому они даже не подозревают, как глубоко ранена их «принцесса». Наверное, так оно и есть, поскольку помимо всего прочего в ее мыслесвете также ощущалась гордость, чувство долга, отказ от стенаний и мольбы, и железная решимость никогда и ни за что не показывать слабость.Его сердце сочувствовало ей — принцессе, которую он даже не видел раньше — и он издал слабый, тихий звук, почти стон, узнав свою судьбу. Он почувствовал, что тянется к этому яркому сиянию, даже зная, что это также значит выбрать тьму, и уголок его разума взывал к бегству. Убежать и спрятаться, как он бежал бы от самой клыкастой смерти. Но выхода не было. Этот мыслесвет поймал его. Рядом он почувствовал отчасти потрясенный, отчасти не удивленный мыслесвет Парсифаля — а также жалость — когда он потянулся к печи в человеческом облике, и в то же время другой кот был далеко-далеко, почти незначителен по сравнению с человеком, который шел к нему, ни о чем не подозревая. «Не в этом ли секрет мощи их мыслесвета? В одиночестве? В том, что они не могут услышать друг друга или почувствовать внутреннее сердце друг друга, как бы им ни хотелось? Такая ужасная, ужасная цена, если это так… и такое великолепие в результате! И сколько любви им нужно отдавать . — Он снова встряхнулся, благоговея перед истинной храбростью, нужной для того, чтобы любить, когда ни один человек не может почувствовать ответную любовь своей избранницы! — Они знают так много, такие умные, имеют в своем распоряжении так много орудий и чудес, и все же мне жалко их , — подумал он удивленно. — Но они величественны в своем одиночестве, разобщенности, которая присуща каждому из них даже среди своих собратьев» И тут дверь открылась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33