К 1475 году правительство и экономика Хевена имели заслуженную славу высокоэффективных. Политически Хевен представлял собой демократию с многочисленным политически активным средним классом, а в экономике проводил линию либерального капитализма с минимальным вмешательством государства. Учитывая чрезвычайно выгодные стартовые условия, такая комбинация эффективного рынка и гибкого правительства создала стандарт жизни не уступающий большинству миров Солнечной Лиги и была предметом зависти и подражания других планет сектора.
В течение двух веков Хевен продолжал процветать. Его население выросло почти до семи миллиардов, а сам он превратился в своего рода звездные Афины. Сектор Хевена, хоть и состоящий из независимых систем, в целом по экономической мощи приблизился к Солнечной Лиге, при этом оставаясь оживленным и нацеленным на экспансию, в отличие от удовлетворенной и сонной Лиги. Хотя в секторе нет туннельных сетей, но есть доступ к Мантикорской (а позднее и к Эревонской) сети и через них к лиге. В целом были все основания полагать, что экспансия и процветание в секторе будут продолжаться.
Не вышло. Нельзя точно указать на событие положившее начало изменениям, но общей их причиной, наверное, был так сказать сверхуспех. Сектор — и Хевен в частности — чересчур преуспели. Начали появляться сожаления, что неимоверные богатства сектора распределены столь неравномерно. Капитализм, как обычно, породил разделение общества на классы, от чрезвычайно богатых, до бедных и даже нищих. Даже то, что «нищие» Хевена жили неизмеримо лучше, чем граждане Нью-Берлина до прихода династии Андермана, не принималось во внимание, ибо сравнивали-то они со своими собственными соседями.
В республике начались эксперименты, поначалу осторожные, с программами взаимопомощи и благотворительности чтобы улучшить перспективы наименее успешных граждан. К сожалению, то, что начиналось как эксперимент, закончилось чем-то совершенно иным. Трансферты для поддержания малопродуктивной индустрии становились все больше, облагая все большей данью продуктивные отрасли. Малорентабельные операции поддерживались защитными тарифами, государственными займами и прямыми грантами на обеспечение полной занятости, что одновременно подрывало общую эффективность и производительность индустрии и способствовало инфляции. Инфляция, в свою очередь, ухудшала положение бедных, требовала все больших трансфертов, которые вскоре стали индексировать в соответствие с инфляцией в обязательном порядке. По мере расширения сети взаимопомощи те, кто помощь получает стали воспринимать это как реализацию своих «прав». И к 1680 году э.р. на Хевене была опубликована знаменитая «Декларация Экономических Прав», объявившая, что «неотъемлемым правом» гражданина является законодательное закрепление (и поправка на инфляцию) уровня жизни.
По ходу дела правительство запустило бесконечную спираль возрастания инфляции, трансфертов и дефицита бюджета. Кроме того, оно (неумышленно, по крайней мере первоначально) подорвало основу своей собственной демократии. Средний класс, традиционная опора Республики, оказался под все увеличивающимся давлением как снизу, так и сверху, между молотом все менее продуктивной экономики и наковальней все возрастающего бремени благотворительной системы. Когда-то средний класс воспринимал богатых как (в худшем случае) невраждебных конкурентов или (в лучшем случае) как союзников на пути к совместному процветанию. Теперь же, как богатые, так и бедные ими воспринимались как противники в борьбе за сокращающийся достаток. Хуже того, традиционная цель среднего класса — переход в разряд богатых — становилась все более призрачной и обвинить в этом было гораздо легче богатых, чем бедных. Таковые обвинения звучали все чаще по мере того, как «просвещенные» комментаторы и академики занимали ведущие позиции в СМИ и системе образования.
Пожалуй хуже всего было появление блоков «Долистов». Долисты, получившие свое прозвание за то, что получали свою «долю» государственной помощи, тем не менее имели право голоса и, естественно, отдавали голоса тому из кандидатов, кто обещал им дать больше. В этом смысле интересы долистов тесно переплетались с интересами карьеристов-политиканов. Появился новый класс политиканов — менеджеры долистов — исполняющий роль «делателя королей», предоставляя своему кандидату громадный пакет голосов. Политики быстро осознали, что «подкармливая» менеджеров могут быть практически уверенны в надежности своего положения — и что обратное столь же справедливо. Политик же на которого ополчился «Народный Кворум» (официальное название союза менеджеров долистов) был обречен. Лидеры Кворума, осознав свою силу, продемонстрировали ее всем на примере нескольких политиков.
В конце концов, завершая картину массового сумасшествия целой планеты, большинство из тех, кто понимал, что творится что-то не то, попали в плен «теории заговора», подразумевая что проблемы вызваны целенаправленными действиями врагов — скорее всего местных «денежных мешков», или иностранных производств «запрудивших» рынок Хевена дешевыми суррогатами. Хуже того, к середине 18 века в обществе и среди политиков стало преобладать мнение, что «этого бы не произошло, если бы мы не допустили где-то ошибку», а к концу столетия эта мазохистская тенденция только усилилась.
К 1750 году э.р. Республика — больше не «Республика Хевен», а «Народная Республика Хевен» — оказалась в плену у коалиции профессиональных политиков (и не помышлявших о другой карьере) и Кворума пользующихся поддержкой и сотрудничеством с морально и интеллектуально обанкротившейся наукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20