В противном случае Леха либо лез в драку, либо начинал рыдать и рвать на себе рубаху. И неизвестно, что было хуже.
– Вот веришь ли, миллион баксов мне давай – не возьму. В руки пихай, а я не продам. Веришь?
В принципе, Леху можно было понять. Он в этот «запорожец» вложил больше сил, чем завод-изготовитель. Окуркин даже взялся лудить весь его кузов, однако, сточив за полгода четыре паяльника, ограничился только днищем.
– Привет, Мишка Квакин! – басом поздоровалась с Сергеем Елена. Она всегда называла его Квакиным, поскольку её любимой и единственной в жизни книгой была «Тимур и его команда».
Она повсюду таскала её с собой и даже теперь, сидя на заднем сиденье «запорожца», перелистывала страницы с полуистершимися буквами.
– Пассажирам пристегнуться! – громко объявил Леха, пролезая на своё место. – Начинаем заезд для иномарок в классе «Формулы-1», до деревни Гуняшкино!
Мотор машины задребезжал, застучал, затрясся и, дёрнув коробку с пассажирами, тяжело поволок её по асфальту.

9

До Гуняшкина доехали довольно быстро – часа за три. И за всю дорогу Леху только один раз остановил гаишник.
– А чего это твоя помойка так свистит? – спросил он.
– Так это турбина, – просто ответил Окуркин, не моргнув глазом. Автоинспектор обошёл «запорожец» вокруг, однако проверять турбину не стал. Так отпустил.
– А правда, Леха, чего у тебя там свистело? – поинтересовался Тютюнин, когда они уже въезжали в Гуняшкино.
– Да свисток он в трубу запихал, – пояснила Елена. – Взрослый человек, а туда же.
Прокравшись по заросшим лебедой обочинам, «запорожец» остановился напротив скособоченной избы, стены которой поросли мхом, а кирпичная труба, казалось, вот-вот должна была завалиться.
– Ты на дом не гляди, – предупредил Окуркин, выбираясь из машины. – Дом я новый отстрою. Ты смотри, сколько здесь земли – поместье, е-моё.
– И речка близко, – добавила Лена, с кряхтеньем пролезая через узковатую дверь. – Давайте выгружать продукты и лопаты, и сразу приступайте к делу, а то, если вас, алкоголиков, сразу работать не заставить, потом толку мало будет.
– Аче делать-то надо? – спросил Серёга, вдыхая полной грудью чистый воздух.
– Сначала погреб разберём. Там у прабабки каких-то солянок понаставлено. А потом лебеду в огороде палками посшибаем – и все, отработали, – сообщил Леха.
– Зачем лебеду-то сшибать? Может, её косить надо?
– Не надо косить. Просто мне нужно масштаб будущих работ определить.
– Каких ещё работ?
– Ну, картошку мы с Ленкой решили посадить.
– В июне?
– А почему нет? Но если не успеем, то в зиму закопаем.
– А в зиму разве закапывают? – усомнился Тютюнин.
– Конечно закапывают, – уверенно заявил Леха. – Слово «озимые» слышал? Осенью сажают, а по весне выкапывают – все просто. Ну, пошли в погреб.
– Сначала костерок мне разожгите, работяги. А то как же я вам обед приготовлю? – напомнила Лена, стоя над узелками со снедью.
Глядя на неё, Сергей подумал, что работу по сшиба-нию лебеды стоило бы поручить ей, поскольку по телосложению супруга Лехи походила на начинающего боксёра-тяжеловеса.
– Ладно, сама разожжёшь, не маленькая, – отмахнулся Окуркин. – И вообще, давай лучше печку в доме растопим.
– Нет уж, лучше я здесь. Ну его, этот дом – меня там жуть пробирает.
«Жуть пробирает», – мысленно повторил Тютюнин и ещё раз взглянул на скособоченную избушку. Теперь он понял, что чувствовал с самого утра или даже со вчерашнего вечера. Пусть не так явно, как сейчас, но это были те же ощущения.
Его пробирала жуть.

10

Внутри дома было прохладно, если не сказать – холодно. Бревенчатые почерневшие стены не держали тепло и больше напоминали отсыревший камень.
Под потолком, тут и там висели пучки каких-то трав. По углам лежали на полу отшлифованные, похожие на гальку камешки.
– А свет здесь где включается? – поинтересовался Серёга.
– Да нет здесь никакого света. Электричество сюда три раза проводить пытались. Сначала после революции, потом в тридцать седьмом и ещё в пятьдесят третьем году.
– И что?
– Не дошли. Говорят, болота забирали к себе монтёров.
– Что значит забирали?
– Ну, утопли все.
– Ничего себе сказочки. – Серёга нервно засмеялся.
– Да ладно, – успокоил его Леха, – у меня здесь лампа есть керосиновая. Пойдём, она возле печки осталась.
Во второй, довольно просторной, однако такой же мрачной комнате стояла большая печь. Пожалуй, даже очень большая, хотя выросший в городе Серёга никогда печей не видел.
– Какая здоровая печка, Лех. Зачем она такая? – спросил Тютюнин, в то время как Окуркин ожесточённо встряхивал лампу, чтобы пропитать фитиль керосином.
– Откуда я знаю – я че, Пушкин? Наверно, здесь эти пекли.., караваи.
Среди ухватов и кочерёг, стоявших возле печи, особенно выделялась широкая лопата. Такая широкая, что, если бы Тютюнин на неё сел и обхватил коленки, его запросто можно было бы задвинуть в жерло огромной печи. Серёга хотел убрать заслонку, чтобы заглянуть внутрь печи, но побоялся.
– Ну вот, – бодро произнёс Леха, когда ему удалось наконец разжечь керосиновую лампу. – Теперь полезли в погреб.
– Слушай, а фонарика у тебя нет?
– Фонарика? – Окуркин почесал макушку и хмыкнул. – Действительно, нужно было фонарик прихватить. Но тут уж ничего не поделаешь. Пока попользуемся лампой.
– А это что такое? – спросил Тютюнин, указывая на ржавую цепь, которая одним концом крепилась к вбитой в стену скобе, а вторым заканчивалась на ржавом ошейнике с клёпкой вместо замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18