Гнилые дали, дымки, сырые заросли безлистых невысоких деревьев, и обширные чёрные степи гнилых высоких серых трав. Тоска по глубокому аскетизму, по апостольской стуже нравов охватила меня и я поотстал от товарищей. В таких местах конечно только и вырыть землянку и выходить с ветхим неводом к низким берегам и долго брести в растворе серого моря, прежде чем уронить невод. Сидеть в землянке перед сырыми дровами, - коптить рыбу, думать о Вечном, о Боге в виде худого белотелого мужика. "В душах у вас черви", - как писал протопоп Аввкум. Мы шли к отцу Володи - Анатолию. Художник-любитель и резчик по дереву Анатолий Падерин был на пенсии, а пенсию он получал за то, что несколько десятилетий шлифовал вручную якоря для подводных лодок. Так что Володька - потомственный строитель-мореход. Окончив кораблестроительный институт в Санкт-Петербурге вернулся инженером на родной завод.
Нас тепло принимали Володькины родители, кормили, поили, когда стемнело мы откланялись и пошли на берег низкого и плохо видного Белого моря. Разуков, в своих омоновских сапогах, зажёг фонарь и пошёл в море. Белое море было низкое, тёплое, и тихое. Его совсем не было слышно. Если бы не Разуков и его фонарь, Белого моря не было бы и видно. Правда оно чувствовалось в воздухе как сырое и липкое.
От поездки на север Разуков проявил фотографии. Мы все выглядели там, над вечным покоем, странными людьми. У нас мягкие лица. Я в чёрной шапочке и в бушлате похож на отставного подводника. Шило и Падерин похожи на обедневших монахов из простолюдинов. Даже Лёшка Разуков не праздничный и как бревно смирный. Природа Белого моря нас ухайдокала. Такое впечатление что вот-вот мы превратимся в финнов. Природу вообще недооценивают, а она - сила. Кого хочешь согнёт в свою сторону.
Северное море / Амстердам
Когда едешь из Франции в Голландию на поезде, то уже не испытываешь никакого уважения к подвигам вермахта, занимавшего европейские страны в считанные дни, или недели. Там всё так скученно. Всё такое небольшое! Только открыл пиво, а уже противная свежевыкрашенная Бельгия стучит своими французскими станциями. Стук-стук, "Гаага" какая-нибудь, "Брюссель". Успеваешь заметить, что те же интернациональные компании выхваляют свои товары здесь, что и во Франции. Бельгия вообще географический нонсенс, часть провинций на французском говорит, часть по-валлонски, а это, кажется, диалект голландского. В Бельгии королевство учредили чуть ли не на самом носу 20 века, французы. У Сены возле Place de la Concorde есть монумент бельгийскому королю Альберту I в длинной французской шинели. После Бельгии, открыл едва вторую бутылку пива, стучат мимо платформы Голландии. Голландия - это на самом деле бетонная дамба, соединяющая Францию и Германию. Вдоль дамбы живёт 20 миллионов сухопарых аскетических мужчин-циркулей и круглозадых белокожих женщин. У голландцев такие же длинные слова, как у эстонцев и финнов. Издательство моего издателя, Жоз Кат, - звали издателя, называлось "Верелдблииотеек" или как-то так, помню, что двойные буквы там встречались не то дважды, не то трижды. Поезд в Амстердам идёт среди плоских унылых ровных домов, паркингов, деревень и намёков на поля - кочки какие-то. Это и есть Голландия, - Полая земля. Там есть - всякие узнаваемые названия на белых пролетающих табличках, над платформами синим шрифтом: "Гаарлем", например, а уж "Амстердам" тоже узнаваем. Ибо Нью-Йорк в самом начале своего существования назывался Новый Амстердам.
Станции пролетают. Пассажиры: развратная прыщавая девка всё время облизывает губы, нахальный краснокожий индонезиец с остервенением жуёт свою жвачку и смотрит прыщавой голландке прямо туда, где у неё под тканью юбки половая щель. Серый дощатый мен рядом с краснокожим смотрит туда же, но осуждает и девку и краснокожего за молчаливое их соитие. А я еду к издателю.
Деревья у них острижены как доски, повторяют фигуру среднего статистического голландца. Пока я всё это обдумывал и наблюдал - так и доехал. Амстердамский вокзал - отвратителен. Цыгане, дети, ветер, пыль, стаканчики - из Макдональдса, пустые банки, почему столько грязи?! Приличные люди прилетают в аэропорты? Над всем парили утешительные афиши выставки -ретроспективы Ван-Гога - Винсент с отрезанным ухом.
Во второй приезд 6 декабря 1990 года я пошёл искать в Амстердаме порт.
- Никакого порта нет, Эдвард! - грустно поведал мне Жоз Кат. Я ему не поверил. Есть песня Брейля "В порту Амстердама! В порту Амстердама!" о бедном покинутом матросе, короче, отличная песня, в те годы я чувствовал себя бедным покинутым матросом, потому что носил бушлат, то были годы бушлата, и чувствовал себя покинутым. А покинутым я себя чувствовал потому, что тогда длительно, в муках медленно, с томным и поганым удовольствием умирала наша с Наташей любовь. Я сам от неё уходил, головой вперёд в чёрные дыры войн и революций. Я не мог устоять, так меня тянуло, такой был соблазн. Ведь я был рожден для войн и революций, а их всё не было, и только когда мне уже было 48 лет, я со счастливой улыбкой влетел, головой вперёд в войны и революции, в их угольное ушко смерти. А у Наташки был только бабий орган. И всё что она могла сделать, это опустить себя с каким-нибудь прощелыгой. Что она и делала. А я приезжал с войн и воображал себя несчастным матросом и все трубы, все флейты, барабаны Брейля звучали у меня в ушах, когда на следующее утро я вышел из чистенького отеля пансионата, уже пьяный и пошёл искать Porte d'Amsterdame...
Dans la port d'Amsterdame... Dans la port d'Amsterdame... Пришлось обратить свой спич к вокзалу и там аккуратно спросить по-английски "How can I find a see port?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10