восстановить равновесие.
— Загасить талант, что ли? — спросила Валя. — Типа: станет потупее, и гормоны устаканятся?
Зиц засмеялся.
— Не совсем так, Валечка. Если вас интересуют вопросы гормональной деятельности, я с удовольствием устрою для вас небольшой экскурс. Может быть, заглянете ко мне, чуть позже? Я покажу вам свои разработки. Это очень интересно, поверьте.
— Могу себе представить, — до предела распахнула ресницы Валя.
Эскалации флирта помешала Саша Морозова.
— Марк Донатович, пойдёмте уже к папе, а? — напряжённым голосом произнесла она.
Во взгляде девушки, устремлённом на дверь палаты, читались тоска и ужас.
Такое Фандорин прежде видел только в кино.
Посередине большой белой комнаты стояла белая кровать. На ней, пристёгнутый белыми ремнями, в белом кожаном наморднике лежал доктор филологических наук Морозов. Даже его перебинтованная голова была прикреплена к изголовью особым ремнём. Мужчина скосил на вошедших глаза — их белки сверкнули диким, синеватым блеском.
Рядом на стуле сидел здоровенный детина в халате. На поясе у него висела не то резиновая дубинка, не то электрошокер — потрясённый зрелищем, Николас толком не разглядел.
Ступив через порог, Саша немедленно, в ту же секунду, начала всхлипывать. И её можно было понять…
— Здравствуйте, Филипп Борисович! — с фальшивой жизнерадостностью провозгласил Зиц и тихо добавил. — Иначе было нельзя. Вчера, выйдя из комы, он набросился на медсестру Изабеллу Анатольевну. С целью изнасилования.
Валя хихикнула:
— Ну и как, успешно?
— Ничего смешного. — Марк Донатович посуровел. — Он держал Изабеллу Анатольевну зубами за горло, она даже позвать на помощь не могла. Хорошо, вошёл медбрат, Коля Степаненко. То есть чего хорошего… Когда Коля попытался оторвать больного от медсёстры, Морозов сломал ему обе руки и откусил пол-носа. Понадобилось двое врачей-мужчин и четверо охранников, чтобы совладать с пациентом. Сила чудовищная… А результат такой. У рентгенолога сломана челюсть, у двоих охранников серьёзные укусы. Изабелла Анатольевна в шоковом состоянии, она ведь даже замужем никогда не была. Плюс на горле ссадины от зубов. С Колей Степаненко вообще беда. Морозов ведь нос не просто откусил, но ещё и проглотил. Так что обратно не пришьёшь…
Присвистнув, Валя поглядела на скованного филолога с уважением.
— Вот это да! Прямо Тарзан, Шварценеггер какой-то. А по виду — сморчок сморчком.
— Синдром Кусоямы, чего вы хотите, — пожал плечами Марк Донатович. — Всё шиворот-навыворот. Я вчера говорил по телефону с супругой пациента, она сейчас в Базеле. Говорит, тишайший человек. Последние шесть лет не проявлял никакого интереса к половой жизни. И вот что мы имеем: гиперагрессивность плюс гиперсексуальность. Виноват тестостероновый взрыв. Гипофиз просто захлёбывается от перепоставки гормонов. Мозговой центр агрессивности возбуждён до предела…
Доктор филологических наук кое-как вывернул голову. На Зица и Николаса едва взглянул, Валя его тоже не заинтересовала, зато при виде дочери больной весь заизвивался, даже зарычал. Саша вскрикнула и спряталась за Нику.
— Филипп Борисович, я сниму с вас маску, если вы пообещаете вести себя тихо и не кричать, — громко сказал главврач. — Даёте слово?
Забинтованная голова еле заметно кивнула.
— Ну вот и умничка. Миша, сними. Только пальцы осторожно. И лобный ремень оставь.
Санитар (или охранник?) отстегнул намордник, повесил на изголовье.
— Иди, Миша, побудь в коридоре. Ты нам пока не нужен. Мы будем вести себя хорошо, правда?
Больной сладко улыбнулся, но, едва за Мишей закрылась дверь, отмочил штуку: высунул длинный, очень красный язык и, не сводя глаз с Саши, сделал им несколько змееобразных движений, а потом облизнулся. Зрелище было отвратительное.
Девушка так и зашлась от судорожных рыданий, а Зиц укоризненно сказал:
— Филипп Борисович, вы же обещали!
— А разве я кричу? Я тише воды, ниже травы. Сашенька, доченька, подойди, поцелуй папочку. Желательно взасос.
Голос у больного был едкий, глумливый, но речь вполне связная, отчётливая. Новый взрыв Сашиного плача сопровождался гаденьким дребезжащим смехом папаши.
— Да, с дочерью я вчера здорово ошибся, — рассказал главврач Николасу и Вале. — Сначала я решил, что вспышка агрессии — единократный припадок, временное помрачение сознания. И вызвал девочку. Его жена сказала, он в дочери души не чает. Думал, пациент увидит родного человека, начнёт приходить в себя. Виноват я, очень виноват. Понимаете, больные синдромом Кусоямы невероятно хитры и изобретательны. Морозов прикинулся, что ничего не помнит про Изабеллу Анатольевну. Плакал, просил его отстегнуть. Ну, я и поддался… Вначале вроде бы шло нормально. Они с дочкой обнялись, оба плачут. Но стоило оставить их двоих… Крик, рык, грохот! Едва мы у него девочку вырвали. Ему сейчас все равно — дочь, не дочь. Вся этическая система полетела вверх тормашками…
— Папа на самом деле не такой! — дрожащим голосом выкрикнула Саша. — Он просто болен!
— Конечно. И я обязательно его вылечу. — Зиц подошёл к кровати, наклонился. — Филипп Борисович, ведь вы умный, интеллигентный человек. Взгляните на своё состояние с научной точки зрения. В результате травмы у нас с вами проблемка по части физиологии мозга. Произошёл перекос гормоноснабжения, вы повышенно возбудимы, но зачем же так травмировать Сашу? Ведь она ваша дочь!
Морозов осклабился.
— А кого тут ещё травмировать? Этого мерина переодетого, что ли?
Он дёрнул головой в сторону Вали — та аж руками всплеснула от такого ужасного оскорбления.
Ника же поневоле был впечатлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82