- Удрал…
- Ловить надо было, пока в руках! Я же предупреждал! - продолжал горячиться Андрей.
- Ты упреждал, другие упреждали, сам вилял, прохвост. Да разве всех нахватаешься? - развел руками дьяк.
- Почему всех?! Курбского надо было брать, Курбского!
- Да кабы он один, княже, - вздохнул боярин. - Таковых оговоренных у меня полный сундук грамотами забит. От и разбери, кого хватать, а кого по злому помыслу губят.
- Но ведь Курбский сбежал!
- Да говорю же тебе, Андрей Васильевич, он таковой не один! - тоже повысил голос хозяин дома. - Боярин Колычев тоже удрал, бояре Пухов, Тетерин, Сарохозин. Да чего бояре? Князья Глинский и Береметев убечь пытались, князь Вельский дважды к полякам съехать хотел, князья Фуников, Курлятев… Государь серчал сперва, Курлятева в монастырь сослал, Фуникова туда же. Опосля отошел, помиловал. Прочих же только ругал словами непотребными, клятву новую о верности взял, крест целовать заставил, да поручителей истребовал. Побегли, ровно мыши от кота. А всех ведь, княже, в поруб не загонишь. Кому тогда службу нести, коли все по порубам распиханы? Посему и милостив государь безмерно. Словесами ругает, а кару на непослушных не обрушивает. Бояр Михайло Репнина и Юрия Кашина я заловил, княже. Признались оба прилюдно, что по поручению Андрея Курбского они рать нашу полякам сдали, навели нехристей на православный люд. Так и их государь лишь на покаяние отправил. Хотя, скажу, душегубства на себя бояре брать не стали. Не они воеводу Шуйского, стало быть, смерти предали. Нашлись и иные кровопийцы.
- Подожди, брат, - тряхнул головой Андрей. - Как это «душегубства на них нет»?! А люди невинные, что смертью лютой под польскими саблями полегли, - это кто? У них в жилах что, не кровь, а водица текла? Убийцы они самые настоящие! За дело такое на осине им первое место, в петле пеньковой намыленной!
- Может, и место, да ты ведь знаешь государя нашего. Богомолен он и милостив. Простит.
Это была истинная правда. Вот уже тридцать лет сидел Иоанн Васильевич на троне, и до сих пор все еще не пролилось по его приказу ни единой капли крови. Как бы ни провинились подданные царя, чего бы ни натворили - высшей меры наказания он не отмерил никому, ни во гневе, ни в хорошем настроении, ни в час болезни. Монастырский двор - такова самая страшная кара, что обрушивал он даже на откровенно злобных врагов и душегубов.
- Ты меня к нему проведи, Иван Юрьевич, сделай милость, - попросил князь Сакульский. - Давненько не виделись. Пора и поздороваться.
- Отведу, чего не отвести? - пожал плечами дьяк. - Да токмо ни пиров, ни приемов Иоанн пока не устраивает. Сидит весь в печали, книги читает да иконам в светелке своей молится. Прямо инок святой, да и только. Эй, кто там есть за дверью?! Вы там заснули все до одного, что ли? Долго нам с гостем братчины ждать?! Давно, вижу, не порол, обленились без хозяйской строгости!
То ли угроза возымела действие, то ли дворня только-только успела управиться с заданием, но дверь во внутренние покои отворилась, и двое пареньков лет двенадцати, тяжело ступая, внесли в гулкую трапезную старую, мятую и потертую братчину, когда-то соединившую прочными узами десятки молодых бояр, доволокли ее до хозяина и водрузили на стол. Еще трое подворников шустро расставили вокруг плошки с копчеными пескарями, солеными огурцами и грибами, маслянистый осетровый балык, порезанную толстыми ломтями буженину, капусту с перцем и яблоками.
- Спрячь баловство дурное, - небрежно щелкнул пальцами боярин, и сообразительные мальчуганы, уходя, прихватили вычурную заморскую посуду - и стеклянные бокалы, и бутылки с вытянутыми горлышками, и расписные фарфоровые тарелки. Кошкин же утер темные, с проседью, усы, повел плечами: - Уж и забыл, каково это…
Взявшись за обе ручки, он поднял многолитровую чашу, припал губами к ее краю и стал крупными глотками пить пахнущее можжевельником, густое темное пиво. Пить с такой жадностью, что хмельного напитка в чаше заметно поубавилось. Наконец боярин сломался, опустил братчину обратно и довольно крякнул:
- Хорошо! Не то что водичка заморская!
Он посторонился, уступая место гостю. Князь взялся за ручки тяжеленной братчины, с натугой приподнял, качнул к себе, стал глотать чуть горьковатое тяжелое пиво, однако очень скоро понял, что вот-вот прольет изрядное количество на себя и торопливо вернул емкость на стол. Отер усы, наколол ломоть буженины, закусил. Боярин Кошкин, глядя на него, потянулся за балыком, малым ножом отсек себе кусок, перебросил в рот, пальцами зацепил изрядный пук капусты. Андрей споро сжевал несколько пескариков, тоже попробовал жгучей капусты. Пауза явно затягивалась, и чтобы разорвать тишину, князь Сакульский спросил:
- Чего же это они все как с цепи сорвались, к ляхам рванули?
- Как же им не рвануть опосля «вотчинного указа», княже? Люди-то все знатные да богатые. Вот и не удержались.
- Какого еще указа?
- Как «какого»? Нечто ты не знаешь? - изумился дьяк. - Хотя, Андрей Васильевич, как раз ты мог и не знать. Ты ведь, что ни год, все в разъездах пребываешь. Отдыхаешь же на северных окраинах, от наших перемен далече.
- Да что еще за воля такая, Иван Юрьевич? Сказывай уж, не томи. Хватит загадки загадывать.
- Верно не знаешь? - с подозрительной недоверчивостью переспросил дьяк. - Ладно, тогда перескажу. Ты не серчай токмо. Не моя сия притча, а указ государев.
- Да ты про указ-то скажешь наконец, Иван Юрьевич, али так и будешь округ да около ходить?
- В общем, аккурат второй год как тому, на Сильвестров день, государь наш Иоанн Васильевич указ земельный подписал о порядке вотчинного владения… - покосился на братчину хозяин дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14