Давай позвоним в театр к Куклачеву, вдруг это их «прима»?
Оставив ее забавляться с котом, я пошла в прихожую и, уже натянув сапоги и куртку, поинтересовалась:
- Как я узнаю этого Писемского? Опиши внешность.
- Моментально вычислишь, - усмехнулась Катя, - толще его человека просто не будет. Огромная гора, а сверху огненно-рыжая голова, ни за что не перепутаешь.
Глава 4
Катерина оказалась права. Олега Яковлевича было видно издали - невероятной толщины мужик, а кудрявые волосы - цвета взбесившейся лисы. Перед ним на подносе лежали остатки «скромного» обеда - несколько оберток от биг-маков, коробочка макчикен, два пустых пол-литровых стакана из-под колы, остатки жареной картошки и недоеденный пирожок. Наверное, он не слишком любит сладкое.
- Здравствуйте, - произнесла я, - меня прислала Екатерина Андреевна Романова.
«Гора» окинула взглядом мои сорок пять килограммов и сказала густым басом:
- Это вы? Вы Евлампия Андреевна?
- Что тут странного?
- Да нет, - замялся наниматель, - ничего.
Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Я очень хорошо понимаю его сомнения. Выгляжу хрупкой, даже болезненной женщиной. Росточком чуть-чуть не дотянула до метра шестидесяти, вешу, как средний баран. Впрочем, особой красотой господь тоже не наградил. Лицо маленькое, нос острый, глаза серо-голубого оттенка, посажены глубоко, из-за чего кажется, что они карие. Волосы не слушаются ни расчески, ни щетки, ни фена, поэтому стригу их коротко, но пряди все равно стоят дыбом. Кирюшка говорит, что я смахиваю на весеннего ежика, такая же тощая и взъерошенная. Большое в моем организме только одно - ноги. Всякий раз, когда я покупаю обувь, продавцы не хотят верить, что такая мозглявка носит полный тридцать девятый и сначала приносят тридцать пятый, думая, что клиентка ошиблась. Со спины меня можно принять за двенадцатилетнюю девочку, но физиономия сразу выдает возраст.
Я села на стул и велела командным голосом:
- Принесите стакан воды, минеральной, пожалуйста!
Олег Яковлевич послушно пошел к кассе.
- Ну, - приказала я, когда он вернулся, - излагайте суть дела.
- Здесь? - изумился Писемский.
- А где?
- Может, лучше у меня в машине, там тише…
Мы завернули за угол, и Олег Яковлевич открыл роскошный «глазастый» «Мерседес». Я плюхнулась на кожаные подушки и вдохнула знакомый запах дорогого одеколона, хороших сигарет и качественного коньяка. Когда-то, в прошлой жизни, я ездила на таком же «Мерседесе», даже пахло там так же… Отогнав неприятные воспоминания, я слишком резко спросила:
- Ну, повествуйте!
- О чем? - спросил Олег Яковлевич и окинул меня оценивающим взглядом.
Мне не понравились ни его поведение, ни тон, которым он разговаривал, поэтому я решила расставить точки над ё!
В давнюю давность, когда я училась в консерватории, среди десятка предметов был один, казавшийся совершенно ненужным, - актерское мастерство. Ну к чему оно пианисту, скрипачу или арфистке… Но преподаватель, худой, носатый и невероятно экспансивный Федор Евгеньевич, был иного мнения.
- Дети, - внушал он нам в аудитории, - дети!
Студенты тихо пересмеивались, заслышав такое обращение, но Федор Евгеньевич не смущался и вещал дальше:
- Вот подумайте сами, отчего один и тот же исполнитель играет концерты по-разному? В понедельник - гениально, а во вторник - провально?
- Вдохновения нет, - крикнул кто-то.
- О, - поднял палец преподаватель, - в самую точку. Вдохновение, или, как говорят цирковые, - кураж! Пришел кураж - отлично, нет его - полный обвал. Но поджидать вдохновение дело долгое, а работать следует каждый день, как поступить?
Мы молчали.
- Вот тут на помощь и приходит актерское мастерство, - подпрыгивал от возбуждения Федор Евгеньевич, - стоя за кулисами, начинаете настраиваться, перевоплощаться, ну, допустим, в Рихтера, и потом выходите к роялю и гарантировано - сыграете, как он!
Аудитория загудела. Потом Леня Котов, самый талантливый на курсе, подающий невероятные надежды пианист, выкрикнул:
- Я совершенно не желаю копировать Рихтера, хочу играть как Котов.
- Сначала научись как Рихтер, - обозлился преподаватель, - а потом уж выпендривайся.
Спорить с Федором было невозможно. Мы подходили к роялю, как Михаил Плетнев, брали в руки скрипку, подражая Владимиру Спивакову, и выпархивали на сцену, словно Майя Плисецкая.
- Не верю, - кричал мне сумасшедший режиссер, - не верю, тяни шею!
Я старательно задирала вверх подбородок, совершенно не понимая, как можно тянуть то, чего нет. Но сейчас уроки безумного Федора могли мне пригодиться.
Сделав «каменное» лицо, я положила свою маленькую ладошку на лопатообразную руку нанимателя и спокойно сказала:
- Уважаемый Олег Яковлевич, мое время очень дорого, клиентов много, для того чтобы взяться за ваше дело, пришлось отказать кое-кому. Не скрою, я не слишком люблю заниматься неверными женами, предпочитаю убийства и похищения, но за вас очень просила Екатерина Андреевна Романова, а для нее я готова на все. Поэтому излагайте вашу проблему, желательно детально, стесняться не надо, сейчас я исполняю для вас роль врача или исповедника. Но Писемский все еще колебался.
- Я не сумею помочь, если не узнаю правду… Олег Яковлевич вздохнул:
- Знаете, ничего конкретного сообщить не могу, только весьма смутные подозрения, кое-какие странности…Может, лучше станете спрашивать сами?
- Сколько лет вы в браке? Писемский вздохнул:
- Год.
- До этого были женаты?
- Да.
- Что с прежней супругой?
- Уехала с новым мужем в Америку.
Интересное дело, мне что, из него каждое слово клещами вытягивать? Зачем тогда нанимает детектива, если не хочет ничего рассказывать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14