Именно в таком ключе он получил предостережения и не принял их как приказ — не трогать российское судно. Все это время в нем теплилась надежда: «А вдруг?..» И вот сейчас кровь взыграла в венах Накамуры, вытворяя с ним что-то невообразимое.
...Словно отвечая русскому капитану, японец растянул непослушные губы в улыбке. Облизнув их, он в полном молчании покинул мостик.
Безразличие завладело всем его телом и мыслями. Он смотрел и не видел деревянные ящики, которые его боевики складировали у правого борта. Он насмехался над теми, кто, сорвав с ящиков крышки, любовался полотнами великих русских мастеров и видел в них блеск золота. Впрочем, у него оставался шанс проверить слова капитана.
Взгляд Накамуры вырвал из толпы русских моряков пожилую женщину.
— Кто вы? — Шон медленно подошел к ней. — Представьтесь, пожалуйста. Говорите по-английски?
— Разумеется. Мария Логинова, — последовал ответ. — Заведующая Дагестанским республиканским музеем изобразительных искусств.
Накамура удивленно приподнял бровь. Голос Логиновой по-старчески дребезжал, но не дрожал от страха.
— Вы-то мне и нужны. — Он поманил ее и остановился напротив тары. Жестом приказал Скипу Зинбергу взять картину в руки. — Как называется это полотно? — спросил он у Логиновой.
— "Буря на Черном море". 1875 год. Курская областная...
— Достаточно, — перебил японец. — Кто автор?
— Как кто? Айвазовский Иван Константинович, конечно.
Накамура освободил меч от ножен и коснулся острием кодати левого верхнего края картины, вершины скалистого берега, о который бились водяные валы. Он чуть нажал на меч, не спуская глаз со старухи, и быстро, словно делал харакири, вспорол полотно...
Да, он что-то заметил на лице женщины — капельку разочарования, но не то, на что все еще рассчитывал.
Это правда...
Искусство обмана состоит в том, чтобы сначала обмануть, а потом не обманывать.
Накамура медленно убрал меч в ножны, но не выпустил рукоятки. Он поглаживал ее, как и во время абордажа, потом крепко сжал. Затем повернул рукоять...
Логинова стала для него олицетворением поражения, самообмана. Ее невозмутимость разжигала в груди Накамуры лютую ненависть. Старуха что-то говорила, только Шон не слушал ее. Он стоял к ней вполоборота и смотрел в сторону моря, которое под его взглядом только что не закипело и не потопило флагман. Все, как на картине...
Глаза японца налились кровью. И когда его голова была готова лопнуть от неимоверного давления, он выхватил меч и одним точным сильным ударом снес женщине голову. И проследил за ней взглядом — она откатилась к ногам Винника и замерла. Русский капитан смотрел на нее несколько мгновений, затем рухнул рядом, потеряв сознание.
Взгляды Накамуры и Зинберга встретились.
— Всех в расход, — еле слышно распорядился Шон.
Он вынул из кобуры браунинг с магазином на пятнадцать патронов и выбрал новую жертву: представительницу Армянского общества культурных связей. Он выстрелил ей точно в переносицу и, сместив «ствол», поймал на мушку стоящего рядом матроса. Вслед за этим раздалась длинная очередь из пулемета, огня добавили автоматы и пистолеты... Прервался чей-то крик:
— Я американец! Из Нью-Йорка! Моя картина...
— Не имеет значения, — снова еле слышно прошептал Шон.
Он срезал корабельный колокол и спустился по веревочному трапу на палубу «Интерцептора». Там он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он точно знал, что в рубке никого нет, но представил того, кому могли принадлежать детские глаза за стеклом рубки. Они смотрят на него, с головы до ног забрызганного кровью, с мечом и колоколом поверженного им корабля...
Накамура тряхнул головой, прогоняя наваждение.
4
«Интерцептор» шел курсом на север на огромной — около девяноста километров в час — скорости. От него шарахались чайки. От его вида бледнели капитаны встречавшихся на пути судов; их дрожащие голоса бросали в эфир: «Вижу „Интерцептор“! Курс... Скорость...» Неуловимый, чернее ночи пиратский перехватчик наводил ужас на все, что двигалось по Сиамскому заливу, и все, что пролетало над ним. Два вертолета береговой охраны Вьетнама, перехватившие сообщения капитанов, шли наперерез «летучему голландцу». Летчики «Ми-24» видели прицельную помеху в секторе пеленга, назначение которой — помешать обнаружению пиратского флагмана. Но их первая задача — опознать «Интерцептор» визуально.
Вьетнамские пилоты управляли грозными машинами и были уверены в себе и огневой мощи ударных вертолетов. Под ними всего лишь катер, с высоты казавшийся обугленной щепкой, обломком разорвавшегося морского судна. Однако «щепка» мчалась по воде с приличной скоростью, всего лишь втрое уступая крейсерской скорости винтокрылых машин.
— Вертолеты, Шон, — доложил Райнер.
— Отлично, — сухо обрадовался Накамура.
Он вышел на палубу и, заслонившись от солнца рукой, глянул в небо.
— "Хайнды", — Накамура назвал русские «вертушки» согласно классификации НАТО. Скрестив на груди руки, он обернулся, показывая этот жест рулевому. Тот сбросил скорость. — Скип, готовьте «стингер», — последовала очередная команда капитана.
Время действий Скипа Зинберга и стрелка-оператора исчислялось мгновениями. Оператор подключил батарею блока энергоснабжения и охлаждения к бортовой сети ракеты через штепсельный разъем, а емкость с жидким аргоном к системе охлаждения — через штуцер. Скип легко, без видимых усилий бросил шестнадцатикилограммовый ракетный комплекс на плечо и первым делом поймал цель в оптический прицел.
— Не жди от меня команды, Скип, — на всякий случай предупредил ветерана Накамура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14