Дальше Дрей слушать не стал, раздраженно хлопнул дверью каморки, в которой лежали связанные стражники, и направился к Стилле.Гноминя стояла у высокого окна и рассеянно смотрела на водную гладь канала, опоясывающего город. Заслышав шаги бессмертного, она не обернулась, просто сказала:— Плыви один.— Эт-то еще с какой стати? — преувеличенно бодро спросил Дрей. Спросил, уже догадываясь о причине.— Они выпустили в канал эриозухов.Чего-то подобного он и ожидал. Бессмертный знал, о ком шла речь. Чуть ли не метровые головы с огромной пастью, едва ли не в треть от общей длины тела этих тварей, плюс куча острых зубов, плюс сильная хватка, из которой очень сложно вырваться, — живые капканы да и только!Он постучал пальцами по подоконнику:— Вряд ли. Эриозухи — они ведь в конце концов самих гномов и доконают.— А их повыловят, — бесстрастно объяснила Стилла. — Вот закончится вся эта возня из-за твоего побега, и их просто поубивают.— Все равно, — неуверенно сказал Дрей. — Знают же, что я Бессмертный.— Знают, — согласилась Горный Цветок. — Но шуму-то будет… — стражников точно на ноги поднимет. Думают, наверное, что справятся с тобой.— Ты об этом точно?… — он замолчал. Конечно, сама бы гноминя такого не выдумала — зачем ей?— Точно, — подтвердила та. — Объявляли по всему городу, как раз с утра, когда я выходила.— Ага, — сказал Дрей. — Ага.У него возникло взрывное желание завыть сейчас, закричать что-нибудь идиотское и начать кидаться в небо камнями. Вместо этого он развернулся и пошел к каморке с пленными, прикидывая, сколько времени имеется в их распоряжении. безразделье Ну вот и все. Теперь можно полежать, расслабленно глядя в потолок. Он давно уже отвык от того, что мир может выглядеть как-то иначе, по-другому, что перед глазами находится не знакомая каменная дверь и не туман, а вполне симпатичный заплесневевший потолок с белыми такими разводами. Благодать. Чуть позже будет необходимо позаботиться о еде — да-да, милые вы мои пресмыкающиеся, о вас конечно же позаботиться, о вас, — но время терпит, время все стерпит, и можно еще лежать, ни черта не делая, никуда не стремясь, просто лежать и возвращать своему сознанию человеческое восприятие окружающего, можно даже поплакать немного — все равно ведь никого рядом нет, да и был бы — что с того? У него есть право на эти слезы.Испуганно цокают коготками крысы, разбегаясь по углам, просачиваясь в норы, замирая от неожиданного поведения своей вечной добычи. «Теперь уже не вечной, теперь уже…» 17 Успели впритык. Все говорило за то, что они вообще не успеют — однако успели. Сначала долго препирался связанный стражник, испуганно повторяя одно и то же: «Нельзя, нельзя, никак нельзя туда проникнуть, меня же убьют, ну как вы не понимаете — нельзя!» Потом его вроде бы уговорили (уговаривал Дрей, и уговаривал довольно жестоко, но выхода не было), стражник согласился провести к дому, в котором хранился ключ. А нужно следовало отпереть двери, вломиться в сонный дом, бесшумно — задача почти невозможная! — связать всех встречных-поперечных; там не обошлось без трупов, какой-то солдатик по молодости решил, что остановит, — не остановил, сам подвернулся под горячую руку и потом все хрипел вдогонку: «Гады, гады, предатели, трусы, гады, ненави…» — наконец замолчал, а Дрей уже был у кабинета, уже взламывал дверь, лихорадочно, разбрасывая во все стороны бумаги, искал, искал ту единственную шкатулку, которая требовалась. Ключ же обнаружился в третьем сверху ящике стола, в маленькой металлической коробочке — там много было таких ключей, но начальник караула указал: «Этот!» — и потом вниз по лестнице, прочь из дома, по вспотевшим улочкам, которые пьяно уходят из-под ног и норовят навалиться всем домом на тебя, задыхающегося, рваного, — скорее, скорее, скорее! Где-то за горами нехотя выползало солнце, что было даже на руку: случайные свидетели подумают, что мост опускают сами стражники, рассвет ведь. Потом — снова связать и непременно избить всех гномов (по их же просьбе, чтобы начальство не подумало, будто они плохо сопротивлялись) — и по мосту, который, кажется, специально выгибается и вибрирует от каждого твоего движения, кислым протяжным звуком металла рвет заспанный воздух, но ты уже не обращаешь внимания, ты снова бежишь, и легкие— не легкие, а два бумажных мешка, в которых обнаружились дырки, два мятых бумажных мешка, они плохо тебе подчиняются и совсем уж не считаются с требованиями организма. Где-то сбоку мчится Стилла, волосы развеваются, и она кричит-шепчет что-то о том, что это еще не все, что впереди — последний пост и его тоже необходимо миновать. И вы врываетесь туда, ты размахиваешь мечом и кроешь всех и вся матом, потому что так страшнее, потому что местные ругательства не возымеют такого действия, а земное «вашу мать» сразу же отшвыривает их от тебя; кто-то вспоминает про арбалеты, но ты снова рявкаешь— и это уже все, они сдаются, они отступают обратно в караулку и только умоляют, как и городские стражники, чтобы ты их избил, и ты избиваешь, ощущая какой-то неправильный животный восторг и ненавидя себя за это. А потом — кривая дорога, ты бежишь, Стилла бежит вслед за тобой, вы торопитесь, хотя знаете, чувствуете — это все — спаслись. Потом в изнеможении падаете на траву, задыхаясь, ты сдергиваешь с нее одежду, и вы любите друг друга прямо там, где упали, яростно, самозабвенно, и если бы в этот момент кто-то появился рядом и захотел бы поймать и связать вас, это не стоило бы ему никаких усилий, но никто не появляется, потому что такое бывает только в сказках — а это жизнь, кровавая, несправедливая жизнь, но иногда дающая послабление своим чадам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128