Я вам сейчас покажу ее.
Порывшись в шкапу, о. Георгий достал перегнутый пополам лист «Епархиальных Ведомостей» и подал его мне, обязательно развернув даже страницу, на которой было начало его статейки.
Я прочел заголовок: «Еще благочестивый крестьянин».
– Конечно, «Еще благочестивый крестьянин» только слабый опыт и не выдержит серьезной критики, – скромничал о. Георгий, пока я пробегал его статейку.
Нам подали кофе. Прилично одетая горничная держала себя с достоинством, как и следует настоящей горничной у настоящих господ. Прихлебывая из своего стакана, о. Георгий долго распространялся на тему о печальном положении русского духовенства.
– Взять хоть ту сцену, свидетелем которой вы невольно сделались, – ораторствовал батюшка. – Что может быть тяжелее? А между тем поставьте себя на мое место… Нужно жить и хочется жить, как все другие трудящиеся люди, а между тем с первых же шагов, встречаешься с этой прозой жизни, в виде разных сборов, платы за требы и прочих дрязг нашей бытовой обстановки. Конечно, во многом, даже очень во многом виноваты и мы сами, что и вызывает относительно нас совершенно справедливые нарекания общества, но, с другой стороны, нужно же войти и в наше положение. Я хочу сказать о том, что необходимо поднять престиж русского духовенства, по меньшей мере, до того уровня, на котором стоит духовенство за границей… Простой народ не уважает попа за его сборы натурой и пятаками, интеллигенция – за необразованность, купечество – за недостаток самоуважения. Мы компрометируем собственный сан из-за пятаков и ложек сметаны!.. По-моему, уж лучше сидеть голодом, чем добывать себе пропитание путем унижения.
В подтверждение своих слов о. Георгий мягко потянулся в своем кресле и хрустнул длинными белыми пальцами.
– Затем, наше духовенство живет слишком изолированной жизнью, – продолжал о. Георгий, ставя стакан на стол. – г Мы, точно нарочно, отстраняем себя от всякой иной общественной деятельности, кроме узко-церковной, а между тем этонаша прямая обязанность. Общественные дела, школа, земство – вот на первый раз и широкое поле для труда. Конечно, всякое начало обходится дорого, но нужно же когда-нибудь начинать. Важно, чтобы провести идею целиком, через все мелочи и пустяки…
Вас желает видеть псаломщик, отец Георгий, – почтительно доложила горничная.
– Ага. Пусть войдет.
В дверях кабинета показалась протяженно сложенная фигура Паньщи; он оторопел, сдвинул в одно место свои громадные сапоги и напрасно старался удержать в приличном виде расходившиеся полы рыжего подрясника. Рядом с чистенькой и кошачьи опрятной фигурой о. Георгия, скромно охорашивавшегося в своем кресле, Паньша сегодня казался особенно жалок.
– Вы, отец Георгий, прислали за мной служанку… – нерешительно заговорил Паньша, бегая глазами по кабинету.
– Да, да… Вы приготовите к завтрашнему дню ведомость о родившихся и передадите ее вот им, – мягко проговорил о. Георгий, указывая глазами на меня.
– А я, отец Георгий, думал… мы с отцом Андроником собрались рыбки побродить, так я хотел уволиться у вас…
Паньша засопел носом и смолк, только пальцы руки, придерживавшие измызганный и захватанный край полы, усиленно перебирали какой-то лихорадочный мотив. В ответ на этот протест о. Георгий только Немного приподнял свои плечи и покачал укоризненно головой.
– Я вас не задерживаю с отцом Андроником но лучше было бы сначала представить ведомость о родившихся, – прибавил о. Георгий. – Ваша рыба, может, и подождет…
Паньша переложил свою шапку из руки в руку и с унынием уперся глазами в угол. «Вот тебе, дескать, о. Андроник, и рыбка… набродишь с ним!»
Когда Паньша. удалился, вернее, выпятился в дверь, о. Георгий улыбнулся с печальным достоинством.
Вот вам наше духовенство… полюбуйтесь!.. «Рыбку побродить»! Нечего сказать, хорошо… Впрочем), nomina odiosa sunt[5] это "только к слову сказал.
Я стал прощаться. В гостиной мы встретили жену о. Георгия, молоденькую и красивую даму, о которой поп Андроник говорил, что у о. Егора и «попадья с музыкой», потому что матушка играла на рояле. Молоденькая матушка хотя была тоже духовного родопроисхождения, но держала себя, как подобает настоящей светской даме. Летнее серенькое барежевое платье обрисовывало красивую молодую фигуру очень эффектно, скромная отделка была подобрана со вкусом, целомудренной белизны воротнички и манжеты свидетельствовали о том, что матушка не жила живмя на кухне, как другие попадьи. Безукоризненные манеры и строго-приветливое лицо матушки досказывали то, что и она вполне разделяла мнение мужа о необходимости поднятия престижа русского духовенства.
– Оставайтесь обедать, – предлагала матушка. – Мы обедаем рано… по-деревенски.
Мне оставалось только поблагодарить за любезное приглашение, которого принять я не мог. Для первого раза было слишком много любезностей, которых я ничем не заслужил, так Что мне сделалось даже немножко совестно. Пожав маленькую, выхоленную ручку эмансипированной попадейки, я удалился с миром.
К моему удивлению, Паньша ждал меня за воротами. А мы с Андроником рыбку было собрались побродить… заговорил он, тяжело шаркая своими громадными сапогами и по пути раскуривая крючок злейшей крупки, известной в бурсе под названием «сам-кроше».
– Я могу подождать с ведомостью, – объяснил я, стараясь утешить огорченного Паньшу.
– А если он узнает? Еще, пожалуй, на поклоны поставит… Бедовый он у нас.
– Уж не знаю, как мне быть.
– Вот что, у меня блеснула искра, – с оживлением заговорил Паньша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22