Это вызывало раздражение. Гонор не раз, зная о взаимоотношениях Победоносцева и моих с Королевым, обращался к нам с просьбой: «Вы же лучше меня знаете его характер. Поговорите с ним. Зачем нам эти ссоры». Но наша помощь в улаживании конфликтов по поводу требований Королева о предоставлении большей самостоятельности, создании своего опытного цеха, преимуществах в наборе специалистов и так далее не могла быть эффективной. Были ведь еще главные конструкторы большой номенклатуры зенитных ракет, которые ревностно следили за действиями Гонора и Победоносцева.
Всякая помощь отделу № 3 могла рассматриваться как ущемление их интересов. Шли жалобы в партком и даже Мытищинский горком партии.
Учитывая особую государственную важность решаемых задач, для руководства партийной организацией НИИ-88 по опыту военного времени был прислан парторг ЦК ВКП(б) вместо обычно избираемого секретаря парткома. Гонор должен был искать с ним общий язык. Это было гораздо труднее, чем на заводах во время войны, когда всех объединяла единая производственная программа и единый лозунг: «Все для фронта, все для победы».
Партийные конференции и всякого рода партхозактивы, а затем партсобрания в отделах в те годы были одним из действенных методов общения руководителей с массами и обратного контроля - коллектива над руководителями. В обязанности директора входили не просто выступления на таких сборах с постановкой задач, но обязательна была критика действий и поведения руководителей. Как правило, Гонора обвиняли в недостаточной требовательности по отношению к беспартийному Королеву. Гонор был достаточно умен, чтобы не перегибать палку критики сверху, тем более, что общая партийная атмосфера становилась все более тяжелой. Разворачивалась уже не локальная, а широкая кампания антисемитской направленности под лозунгом борьбы с «безродными космополитами». Чем больше действительных заслуг и высоких наград было у очередной жертвы этой кампании, тем эффективнее выглядела победа идейных борцов за генеральную линию партии.
Гонор во время войны был членом президиума Советского антифашистского еврейского комитета. Когда появилось сообщение о «несчастном случае» с Михоэлсом, который возглавлял этот комитет, Гонор во время одной из деловых встреч проговорился: «Это очень большое несчастье. Имейте в виду, что теперь начнется чистка и в нашем министерстве. Наш институт слишком на виду. Очень завидная и перспективная тематика. Устинов нас прикрыть не сможет».
Действительно, в 1950 году Гонора сняли с должности директора НИИ-88 и отправили директором артиллерийского завода в Красноярск.
В январе 1953 года во времена знаменитого «дела врачей» Гонора арестовали. Правда, ему не предъявляли обвинения в преднамеренном убийстве Горького или Куйбышева. Почти одновременно был арестован и маршал артиллерии, наш покровитель Яковлев и ряд сотрудников ГАУ. Их обвиняли в преднамеренном вредительстве при
производстве новых автоматических зенитных пушек конструкции Грабина. Все они были спасены смертью Сталина. Гонор был полностью реабилитирован. Ему вернули все награды и назначили директором филиала ЦИАМ в Тураево - это в Люберцах под Москвой.
Какой логикой руководствовались во многих подобных случаях высшие наши руководители, объяснить трудно.
Специалист в области технологии артиллерийского производства стал директором крупнейшего в Европе, а в те годы, может быть, и в мире ракетного научно-исследовательского центра. Четыре года руководящей работы на ракетном поприще дали умному и богатому опытом Гонору очень много ценных знаний, связей, знакомств и позволили бы использовать его с наибольшей пользой именно в этой отрасли.
Но отдел оборонной промышленности ЦК решил, что надо укреплять опытными кадрами базу авиационного моторостроения. И вот Гонор должен был снова начинать с нуля, изучать технику новейшего авиамоторостроения. Но здоровье было уже подорвано. Развилась гангрена конечностей, ему ампутировали пальцы. 13 ноября 1969 года Гонор умер в возрасте 63 лет.
В подмосковном Калининграде, для которого он сделал очень много в самые трудные первые послевоенные годы, его имя практически забыто.
Вероятно, не без подсказки аппарата ЦК партии Устинов утвердил структуру НИИ-88 такой, что место, занимаемое Королевым в служебной иерархии, было весьма невысокое - он всего только начальник отдела. А отделов в новом НИИ в 1947 году уже насчитывалось более двадцати пяти.
С первых дней начала работы Королева в новом НИИ его стремление к единоличной власти и расширению сферы деятельности вызывало конфликты с административным и партийным руководством.
В Германии Королев был главным инженером института «Нордхаузен» и ему подчинялись Глушко, Рязанский, Пилюгин, Кузнецов и многие другие гражданские и военные специалисты.
По возвращении в Союз Королеву решили такой воли и власти не давать. Теперь Глушко, Рязанский, Бармин, Кузнецов, Пилюгин по служебной «табели о рангах» стояли значительно выше Королева, потому что они были руководителями либо первыми заместителями руководителей союзных предприятий - институтов с опытными заводами.
Государственный союзный НИИ-88 по своей структуре состоял из трех крупных блоков: СКВ - специального конструкторского бюро, блока тематических научно-исследовательских и проектных отделов и большого опытного завода.
Начальником СКВ был назначен К.И. Тритко, бывший главный инженер артиллерийского завода. Тритко был типичным административным руководителем артиллерийского производства военного времени, с ракетной техникой и наукой до назначения в НИИ-88 он не соприкасался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172