Ровно в двенадцать часов задушить храпящего на нарах Скиннера.
Остальное Ангелина обещала сделать сама.
Люпионе не успел сказать ей и третьей части того, что он думает по поводу этого безумия. На словах «тупая сука» Ангелина нежно взяла Чака Бритву за шею.
И без видимых усилий оторвала его от пола одной рукой.
Наконец-то он понял, что за сырой запах облаком окружал Ангелину. Особенно сильно его источали тонкие пальцы, сжимающие шею Люпионе.
Запах мокрой земли.
Хрипя и суча ногами, гроза Нью-Йорка висел в воздухе. Держа его на вытянутой руке, Ангелина заглядывала снизу в закатывающиеся глаза Люпионе и повторяла, что он должен сделать.
Каждое слово врезалась в него, как слова эпитафии в могильный камень.
Эпитафии Чарльзу Скиннеру, мелкому карманнику и стукачу.
Родился в июне тысяча восемьсот девяносто седьмого, в Рэдсан Виллэдж, штат Небраска.
Умер в марте тысяча девятьсот двадцать девятого, в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк.
Задушен соседом по камере.
Сначала спящий Скиннер и не думал сопротивляться. Но когда пальцы Люпионе нащупали его кадык, он проснулся, стал метаться, полез руками Чаку в лицо.
Пришлось несколько раз хорошенько приложить его затылком о нары. Так он совсем затих, только уже в конце засучил ногами.
И умер. Распухший язык вывалился изо рта Скиннера. В лунном свете он казался черным. Падавший из маленького окошка луч, омыл лицо убитого белизной, вернув ему спокойствие сна, не отягощенного кошмарами.
Для Чака Люпионе кошмар только начинался.
Темная дымка в лунном луче. Тонкие струйки, набирающего плотность тумана просачивались в окошко. Они следовали путем белого света, подбираясь к трупу Скиннера.
Закружились вокруг него черной метелью. Люпионе отшатнулся. Туман собрался в плотное облако-веретено. Оно прошлось вдоль тела мертвеца, от лба до пяток. Зависло над полом.
И, разом уплотнившись, превратилось в Ангелину фон Мессер.
– Ты неплохо постарался, – сказала она, поправляя прическу. – Пожалуй, ты заслужил награду. Как насчет поцелуя?
За спиной Люпионе была холодная стена. Дальше некуда было отползать от зрелища второй пары острых клыков, украшавших улыбку Ангелины.
– Как жаль, что у Маэстро на тебя другие планы, – Ангелина причмокнула. – После такого трудного перемещения я согласна даже на грязную свинью вроде тебя.
Люпионе издал тихий воющий звук крайнего ужаса.
Но Ангелина больше не обращала на него внимания. Она подошла к двери и несколько раз громко ударила в нее кулаком. От ударов металл проминался.
Не прошло и минуты, с той стороны в окошко заглянул охранник. Можно было представить его удивление, когда вместо Люпионе и Скиннера он увидел девицу в черном декольтированном платье.
Он даже не позвал никого на помощь перед тем, как распахнуть дверь.
Молниеносным движением Ангелина отдернула юбку, напомнив Люпионе их утреннее «знакомство».
На ней по-прежнему были черные чулки на подвязках. На бедре же Ангелина теперь носила кожанный ремешок с продетыми в петли метательными ножами. Перекрестья ножей были сделаны в форме крыльев нетопыря.
Три ножа перекочевали к ней в ладонь, расположившсь веером. И, преодолев короткое расстояние до открытой двери, вознились в глазницы и горло охранника.
Рыжий ирландец умер сразу и без единого звука.
– Вставай, – бросила Ангелина в сторону Люпионе. – Снимай с него одежду и надевай на себя. Так мне будет проще вывести тебя отсюда.
Что мог бы рассказать о самом дерзком за историю Большого Яблока тюремном побеге его главный свидетель и участник?
Как его спутница свернула шею еще двум охранникам, а третьему прокусила яремную вену. И выпила его до трупной синевы на изуродованном паникой лице.
Как по дороге она открывала двери камер, выпуская на свободу убийц, насильников, грабителей и прочих заблудших агнцев. Чтобы в грядущей суматохе ей было легче отвести глаза охране.
Как во дворе тюрьмы Ангелина вдруг превратилась в вихрь темных частиц. И исчезла.
Чьи-то необычайно сильные руки подхватили Люпионе подмышки и повлекли вверх. К гребню стены, опутанному спиралью колючей проволоки. В ноздри ему ударила непонятного происхождения вонь.
Живот Люпионе скрутило. В самой верхней точке руки отпустили его, и он полетел через стену. Если бы он не выблевал весь ужин во время кровавой трапезы Ангелины, то его бы вывернуло сейчас.
На полдороге к мостовой невидимый, отвратительно пахнущий летун вновь подхватил Люпионе. Жутко хохоча, он швырнул Чака Бритву с уже безопасной высоты на тротуар.
Возле своего лица Люпионе увидел краешек черного плаща и трость, упирающуюся в мостовую. Рядом зарокотал мотор, раздался шорох шин. Хлопнула дверца.
– Вставайте, – приказал хозяин трости. – И полезайте в авто.
Внутри огромного лимузина пахло землей. Между сиденьями стоял раскрытый гроб. В нем, свернувшись игривым калачиком, лежала Ангелина. Она смотрела на Люпионе, поигрывая одним из своих ножей.
Напротив Чака Бритвы сидел человек с тростью, в черном плаще и цилиндре. В его внешности, манере говорит, и смотреть на собеседника было нечто пугающее куда сильнее, чем хищные повадки Ангелины.
– Я не спрашиваю, хотите ли вы нам помочь, – сказал он, презрительно кривя породистый рот. – Это не имеет значения. Я не буду рассказывать, что вас ждет, вы сами узнаете все совсем скоро. Но одно я скажу вам, потому что это доставит мне удовольствие. А последние триста лет мое удовольствие – единственное, ради чего я продолжаю жить.
Он указал на Люпионе набалдашником трости в виде человеческой руки, сжимающей шар.
– Вы абсолютный и законченный подонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19