«Твои глаза — резаные раны, Диз. Такие же узкие, такие же страшные, такие же болезненные. И к ним, как и ко всем ранам, привыкаешь, посмотрев на них достаточно долго. Старик Глодер, похоже, ты становишься поэтом».
— И долго ты там проучилась?
— Четыре года. Обычный курс предполагает десять лет, но у меня их не было.
— Ясно, — кивнул Глодер, не обманувшись легкостью, с которой она обронила последние слова. — Они отпустили тебя?
— Не совсем. Я собрала пожитки и сбежала среди ночи, как только поняла, что умею достаточно. Сам знаешь, такие озарения обычно происходят внезапно… Хотя надо отдать им должное, там в самом деле умеют учить. Забавно, в детстве я была такой неуклюжей…
— Неуклюжей? Ты?!
— Я даже танцевать толком не умела, — усмехнулась Диз. — Но когда надо было выписать очередной финт, мое тело словно переставало быть моим. Наверное, мне просто повезло с наставником. А может, надо благодарить мои исключительные природные данные, — с сарказмом добавила она.
— Ты вернулась домой?
Диз слегка улыбнулась — не так, как обычно. Нежно. И очень грустно.
— У меня уже не было дома.
— Отец не принял тебя?
— Он умер… к тому времени. И мать. И братья тоже. Все умерли.
«Вот оно», — пронеслось в мозгу Глодера, почуявшего, что она наконец коснулась того, на что он пытался вывести ее уже давно. То, куда она ехала… человек, которого она хотела убить… это как-то связано с ее семьей. Наверное, сейчас не стоит продолжать. Только бы теперь не спугнуть ее. Но еще один вопрос задать можно. Наводящий. Не принципиальный… просто из любопытства.
— Так ты не вернулась? — осторожно повторил он, и Диз сердито тряхнула головой.
— Я же сказала: нет, — отрывисто сказала она, и в ее вечно суженных глазах Глодер уловил зарождающееся нетерпение. Но он уже знал всё, что хотел.
«Не дворянка, — подумал он с ему самому непонятным облегчением. — Если вся семья погибла, а она одна выжила, ее долг был вернуться в поместье и возглавить род. Никто никогда не нарушал этот закон. Она не дворянка».
— Ну, прогулялись и хватит, — вдруг проговорила Диз. — Надо поторапливаться. А то и правда решат, что ты дезертировал вместе со мной.
Глодер поднял голову и взглянул на нее. Конечно. Она снова смотрела вперед.
Они пришпорили лошадей и послали их в галоп.
* * *
— Эй, девка, еще вина!
Трактирщик махнул пухленькой суетливой служанке, и та, подхватив с полки увесистую бутыль из зеленого стекла, просеменила к столу, за которым пьянствовали трое расфуфыренных господ. Один из них ущипнул ее за мягкое место, и она сдавленно хихикнула, призывно вильнув бедрами. Прошлой ночью господин щедро наградил ее за то, что она изо всех сил старалась поднять его слабую мужскую плоть, и ей это в конце концов удалось, хоть она и пролила семь потов. Его друзья в это время развлекались с ее подругами-кухарками и, если верить их сплетням, были не менее щедры. Господин потрепал служанку по подбородку и снова ущипнул, когда она нагнулась, чтобы поставить бутыль на стол.
— Хорош-ша, — прошипел он, хитро прищурив заплывший от беспрерывных пьянок глаз.
Служанка неуклюже поклонилась и шагнула в сторону: сегодня трактир полон посетителей, а одна из ее товарок слегла с оспой, и работы было невпроворот. Господа раскатисто захохотали непонятно чему, застучали кружками.
— Эй, хозяин! — после паузы крикнул один из господ.
Трактирщик поспешно направился к столу. Обычно он предоставлял обслуживание клиентов служанкам, через них же выслушивал претензии: он мог позволить себе подобное барство, потому что его трактир, единственный в поселке, никогда не пустовал. Более того, все паломники к Серому Оракулу неизменно останавливались здесь. Дальше шли леса, за ними — перевал, и там, на поросшем можжевельником скалистом склоне горы, — храм Серого Оракула, знающего ответы на все вопросы. Трактирщик жил на белом свете пятьдесят девять лет, но не мог взять в толк, почему люди так любопытны. Лично он предпочитал не задаваться вопросами, резонно предполагая, что если уж ему суждено что-то узнать, то в свое время и без помощи провидцев. Тем более что цена за такое преждевременное знание была, по его убеждению, слишком высока.
И тем не менее все те без малого сорок лет, что он держал трактир, не переводились дураки, жаждущие знать больше, чем им положено. Однако очень немногие из них, возвращаясь, заворачивали в трактир, — а те, кто делали это, редко казались осчастливленными. Наметанный глаз трактирщика легко различал тех, кто только едет к Оракулу, и тех, кто возвращается от него. Последние были мрачны, молчаливы и редко улыбались. Эта щедрая, хоть и немного буйная компания, снявшая целый этаж и до утра веселившаяся со служанками, очевидно, держала путь в храм, а не из храма. Они были невероятными транжирами и, судя по платью, дворянами, возможно, даже придворными — слишком уж яркой и безвкусно пышной была их одежда, изобилующая кружевами и драгоценностями, — а стало быть, очень важными господами. Трактирщик источал мед и елей, чуть не вылезая из кожи в отчаянной попытке быть как можно любезнее.
— Как звать? — требовательно спросил один из гостей — мощный гигант с мышцами, распиравшими шелковую сорочку, — сотрясая громоподобным голосом потолочные балки и привлекая внимание посетителей.
— Винсом кличут, сударь.
— Слушай, Винс, — повелительно начал господин, — девки у тебя тут хороши, спору нет.
— Премного благодарен, — согнулся в поклоне трактирщик, — Желаете?..
— Молчи, сволочь, когда господа не спрашивают. Так вот, вчера у тебя еще одна была, а вечером я ее уже не видел, и сегодня тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12