Стояло с полдюжины нетронутых. Альваин указал на них.
— Возьмите, комиссар, — голос его был почти умоляющим. — У меня не бывает гостей. Только клиенты.
— Вас же лишили практики, — комиссар взял жестянку, откупорил. Однако… пиво было очень даже неплохим. Надо запомнить название — варили его здесь же, в Норвене.
Альваин захихикал.
— Знахарствую… можете представить такое, комиссар? У меня Всемирная премия. Единственное, что не смогли отнять. Там, в комнате, на стенке — и лента, и диплом, и медаль. Я всё равно врач, комиссар. Руки у меня трясутся, но голова ещё соображает. Я надеюсь, вы не станете доносить моим бывшим коллегам?
— Вижу, вы и так наказаны, — комиссар отрицательно покачал головой. — Меня интересует эль-Неренн.
Альваин побледнел. Лицо, и так треугольное, ещё больше заострилось. Руки задрожали, он едва не уронил банку.
— Не по имени, — прошептал он. — Никогда, комиссар, не называйте её по имени. Нет, не снимайте очки.
Сам же он снял очки. Глаза оказались воспалёнными, под ними — чёрные синяки.
— Бросьте это дело, комиссар, — продолжал Альваин громким шёпотом. — Передайте своему врагу. Бросьте, и никогда не называйте её по имени.
— Врагу? Почему врагу?
— Вам недолго осталось жить, комиссар, если вы взялись за её дело. Бросьте. Никогда не называйте её имя. Никогда не смотрите в зеркало. Никогда.
Зеркало. Комиссар залпом допил тепловатое пиво и машинально взял ещё одну банку.
— Рассказывайте, — пиво выплеснулось из банки, едва не попав на брюки. — Что ещё за история с зеркалами?
— Не здесь, — Альваин оглянулся. — Она услышит. Она всегда слышит меня дома, комиссар.
Беседа будет нелёгкой, подумал Тигарр.
— Идёмте, комиссар. Здесь, в двух кварталах, есть отличное заведение. Хорошо кормят, и нет зеркал. Подождите в прихожей, я переоденусь.

-
Эль-Неренн рассказывала одну из множества историй из жизни в поместье — Хольте они немало веселили. Как, впрочем, и саму эль-Неренн. Тери и Мегин, выходки обеих, помогали отвлечься от ощущения того, что она отбывает наказание. Посреди очередного рассказа эль-Неренн замерла на несколько секунд, закрыла глаза. Почти сразу же открыла их, тряхнула головой.
— Что такое? — Хольте удивилась. — Голова болит?
— Нет, — эль-Неренн оглянулась. Разумеется, никого рядом не было. — Показалось, что меня окликнули. Ну вот, она и говорит…

-
Альваин успел не только переодеться, но и умыться. Во всяком случае, «ведьминой пылью» от него уже не несло. Как и перегаром. Прохожие не обращали внимания на них обоих.
Бывший врач старательно не смотрел на стеклянные витрины, чем всё больше подтверждал опасения комиссара. День коту под хвост, подумал Тигарр. Ручаюсь, денег у него тоже нет. Платить придётся за обоих.
Заведение оказалось на удивление приличным. Альваина здесь знали — сразу же предложили отдельный кабинет, на двух человек. Комиссар ещё больше удивился, когда Альваин извлёк банковскую карточку — значит, сам собирается всё оплачивать.
— Готов поспорить, вы считали меня нищим, — он молча указал официанту на несколько пунктов в меню. — Правда?
Тигарр кивнул.
— Приятно говорить с откровенными людьми. Как вам рассказать, комиссар — покороче или подлиннее?
— Подлиннее, — Тигарр удобно устроился и добыл пачку табачных палочек.
— Простите, — Альваин поджал губы. — Терпеть не могу запах табака, комиссар. Если можно…
Тигарр молча убрал пачку в карман. Запаха он терпеть не может. К себе бы принюхался.
— Это была не моя идея, — Альваин заговорил, только когда подали пиво. — Это Эммарин, да пребудет под Светом. Захотелось ему устроить «сладкую исповедь».
— Что это?
Альваин вновь захихикал — как тогда, у себя дома, неприятно и с призвуком непристойного веселья.
— Вы не знаете? О, это интересно, комиссар. Половина врачей делает это. Другая половина делает, но не признаётся.
Комиссар сухо улыбнулся.
— Что такое индуктивное исследование, знаете? Ну, когда у человека имитируют все фазы цикла по очереди. Должны знать, вы же проходили медосмотр.
Тигарр кивнул.
— У вас есть дети, комиссар? Впрочем, неважно. Вряд ли вы помните. Когда у человека третья, активная фаза… когда мы хотим только одного… кого-нибудь противоположного пола… человека в этот момент нет, комиссар. Инстинкт размножения. В чистом виде. Человек может убить в этот момент, если встать на его пути. Если не дать спариться… вы понимаете.
Комиссара передёрнуло.
— Это нормально, комиссар. Мы такие, какие есть. Думаете, почему эта фаза длится всего лишь несколько минут? Так вот… — Альваин отпил пива, надел очки. Ему явно нравилось рассказывать. — Когда мы наводим третью фазу искусственно, человеку в этот момент очень хорошо. Небольшое отличие от подлинной третьей фазы, совсем небольшое — концентрация гормонов в крови, всего прочего. Страшный наркотик, комиссар. Человек полностью открыт. Никаких защитных механизмов. Понимаете?
— Наркотик правды? — комиссар взглянул в глаза собеседника. Туда, где за стёклами скрывались глаза.
— В точку. Задайте вопрос — получите ответ. Главное, знать, какой вопрос задать. Страшное искушение, комиссар. Все его испытывают. Я «допрашивал» людей… не смотрите на меня так. Я говорю: половина врачей занимается этим. У нас, во всяком случае.
— За деньги?
— Верно, — принесли второе, и Альваин на несколько минут утратил интерес к беседе. При взгляде на то, как тот ест, комиссару стало неприятно. — Родственники, комиссар. Враги, завистники. Долго это не длится: нельзя удерживать третью фазу дольше пяти минут, начнутся необратимые изменения. Но этого хватает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114