Ведь я никогда не знал своей матери, а Сирет не могла припомнить, скольких младенцев произвела на свет и подбросила на ступени добрым людям…
— Забавно, — согласился Конан, который на самом деле не представлял себе, как низко нужно пасть, чтобы отказаться от собственного дитяти или не знать своих предков до десятого, двенадцатого, а то и двадцатого колена.
— Итак, я встретил Сирет, — продолжал болтать старик, — и та сказала мне: «Что-то скверно ты стал выглядеть. Должно быть, мальчик мой, ты счастлив. Расскажи-ка мне, кто эта женщина, в чьих объятиях ты забываешь сон и пищу?» Я рассмеялся и начал рассказывать о Рьенадрэ, а старуха вдруг нахмурилась и предложила мне подсыпать женщине в питье порошок правды. «Сдается мне, что-то неладное в этой твоей красавице и ее тайнах. Узнал бы ты, какой секрет она хранит, мой мальчик. Боюсь, что этот секрет может тебе навредить. Возьми, а деньги отдашь потом». — И она вручила мне сверточек, а там был белый порошок.
В тот же вечер я насыпал моей Рьенадрэ этот порошок в бокал вина, а та выпила и даже не заметила, что я подмешал ей зелья. Наступила ночь, и мы вновь легли в одну постель, и снова я погрузился в неземное блаженство, обнимая гибкое и полное тело моей возлюбленной.
И вдруг я поцарапал ладонь. Я открыл глаза и не поверил тому, что увидел. Все тело моей красавицы покрыла жесткая змеиная чешуя! Лицо ее оставалось по-прежнему прекрасным, но тело превратилось в удавье. И знаешь, киммериец, она все еще оставалась красивой. Я хочу сказать, что никогда прежде не встречал такой роскошной змеи…
Она обвивала меня сонными кольцами, и пестрый узор украшал ее шкуру. Чешуйки блестели в полумраке, свет единственной масляной лампы, горевшей в помещении, играл на них, так что Рьенадрэ казалась одетой в платье, сплошь затканное драгоценными камнями.
Я любовался ею и не мог отвести взгляда. А ее губы шевелились, веки трепетали, щеки жаждали моих прикосновений, волосы извивались, точно живые змейки, на голове. А потом она открыла глаза, свои удивительные желтые глаза, в которых переливался огонь, и при виде моего лица все поняла.
— Ты открыл мою тайну, Сирет, — прошептала она, и мне показалось, что я слышу угрожающее змеиное шипение.
— Прости, — прошептал я в ответ. — Я не знал… Ты прекрасна! Клянусь всеми богами, я люблю тебя — я люблю тебя так, как не любил ни одну женщину на земле!
— Я не женщина, — сказала Рьенадрэ. — Ты мог бы догадаться об этом и раньше, но страсть сделала тебя слепым, и только какое-то колдовское снадобье сумело открыть твой взор. Несчастный! Еще до рассвета превращение будет завершено, и я уползу прочь, чтобы никогда больше не превратиться в человека. В своем стремлении к правде — для чего она только нужна вам, людям? — ты погубил нашу любовь! Глупец! Зачем тебе было знать, какую тайну я скрываю от тебя? Разве плохо тебе было в моих объятиях? Разве тебе мешало то, что ты подозревал во мне нечто иное, нежели обычная женщина? Ах, глупый Сирет! Однако давай же используем оставшиеся нам часы и предадимся любви в последний раз!
Наутро все случилось точь-в-точь так, как предсказывала Рьенадрэ. Превращение закончилось. Огромный, прекрасный удав спустился с моего ложа и быстро заскользил прочь. Она проползла по улицам нашего города, скрываясь в канавах. Те немногие, кто встречал ее, в ужасе шарахались в сторону, и никто не попытался остановить ее или, не дай боги, причинить ей вред. Рьенадрэ уползла, и больше никогда я не встречал ее.
Старик всхлипнул. Конан смотрел на него удивленно. Только теперь, выслушав удивительную историю о несчастной любви, он внутренне поверил в то, что этот жалкий обломок человека когда-то был мужчиной, молодым, красивым и полным сил.
— Продолжай, — попросил киммериец.
— История закончена, — молвил Сирет.
— Не верю! — воскликнул Конан. — Ты был убедителен, когда говорил о своей страсти к Рьенадрэ. Неужели ты не попытался отыскать ее, вернуть ей прежнее обличье?
— Ты переоцениваешь жителей Десинады, — произнес старик. — Мы способны любить и страдать, но немногие из нас в силах оторваться от насиженного места, каким бы скверным оно ни было, и отправиться в путь.
— И все же что-то подсказывает мне, что ты это сделал, — настаивал киммериец. — Когда ты расскажешь мне все, я, так и быть, поведаю тебе о своем интересе ко всей этой повести.
— Будь по-твоему. Да, на несколько лет я покидал Десинаду, и это едва не стоило мне жизни. Повсюду я разыскивал мою змею. Я потратил большие деньги, выкупив удава из зверинца в Аренджуне, однако оказалось, что это самая обыкновенная змея, и мне пришлось продать ее обратно в тот же зверинец — но за полцены. Однажды я чуть не погиб, пытаясь заглянуть в глаза змее, встреченной в пустыне. Ах, киммериец, сколько глупостей способен натворить влюбленный человек, особенно если он в отчаянии!
И вот однажды — это было в туранских степях — я повстречал человека, который назвался шаманом, колдуном. Этот человек действительно много знал. Мы разговорились с ним за чашей кислого молока, которое воняло еще отвратительнее, чем войлочные сапоги, пропитанные потом. Шаман выслушал мою историю и вдруг нахмурился.
— Я слыхал о людях-змеях, — сказал он. — Это небольшое племя. Обычно они служат силам зла, ведь повелителем змей считается Сет — страшное божество Луксура.
— Никогда не поверю, что моя Рьенадрэ служила злу или была рабыней Сета, — возразил я.
— Возможно, я и ошибаюсь. Вот что рассказывали мне о людях-змеях. Послушай, не перебивая и не возражая. Кто знает, может быть, мой рассказ поможет тебе в поисках твоей возлюбленной, — произнес шаман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15