Саламар покачал головой. Жест безнадежности. Никто ничего не желал объяснять ему. Гирканец на всякий случай ощупал свое лицо, провел ладонями по всему телу. При одной только мысли о том, что он, возможно, превратился в женщину или покрылся бородавками, его прошиб холодный пот. Но ни бородавок, ни явственных примет женского тела он на себе не обнаружил.
— Странно все это, — пробормотал Саламар, усаживаясь обратно за стол.
Конан взял Тульписа за плечо.
— Идем, у нас много дел. Хватит трястись — ничего страшного, в сущности, не произошло…
— Может быть, — бормотнул карлик, — но рожа… ужас!
Они вместе вышли на улицу, оставив Саламара в состоянии страха перед неизвестностью.
* * *
В Аграпуре пахло гарью. Дым пожарищ тянулся по улицам, и прихоти ветра разносили его по всему городу. Десятки людей, оставшихся без крова, слонялись повсюду. Кое-кто отправился жить к родственникам; но большинство впало в настоящее отчаяние — в одночасье потеряв все свое имущество, эти богачи, ставшие бедняками, продавали то единственное, что у них еще оставалось: рабов и наложниц. На вырученные деньги они снимали комнаты в гостиницах. Однако было очевидно, что надолго этих денег не хватит, так что всем им приходилось думать над тем, как устраивать свою жизнь дальше.
Таким образом, рабы подешевели, а комнаты в гостиницах подорожали, и это не могло не сказаться на общем состоянии торговли в Аграпуре. Двое или трое работорговцев погнали свои караваны дальше, разочарованные тем, что встретило их здесь.
— В конце концов, ничего не потеряли только эти бедолаги, — сказал Тульпис, кивая на очередного раба-носильщика, который переходил из рук в руки. — Какая ему разница, чьи носилки тащить на плечах?
— Разве что прежде он носил легонькую госпожу, а теперь будет носить тяжеленного господина, — предположил Конан.
Но сбить Тульписа с мысли оказалось практически невозможно. Карлик скроил жуткую физиономию.
— Где ты видел, чтобы госпожа была «легонькой»? Все аграпурские госпожи — толстенные коровы, и таскать такую тушу, да еще увешанную драгоценностями, — то еще удовольствие!
— Можно подумать, ты подрабатывал носильщиком! — поддел приятеля Конан.
— Я, разумеется, не занимался подобной ерундой, — с достоинством возразил карлик, — однако у меня бывали клиенты из этого разряда.
— Ты пускал к себе в харчевню рабов? — удивился Конан.
— Тс-с! Незачем кричать об этом на весь квартал! — Карлик сильно покраснел. — Деньги у них водились и ничем не отличались от денег, которыми расплачиваются свободные… И нужно ведь человеку где-нибудь посидеть и отдохнуть за плошкой сдобренной мясом каши, да так, чтобы не им помыкали, а он требовал от служанок почтительности и внимания?
— Вероятно, нужно, — согласился Конан. — Никогда об этом всерьез не задумывался. У меня всегда находились другие темы для размышлений.
Тульпис безнадежно махнул в его сторону рукой.
Возле бывшей тюрьмы, превратившейся теперь в груду дымящихся развалин, никого не было, ни стражников, ни мародеров. Да и в самом деле, что можно было взять из тюрьмы — даже если бы здесь, в виде исключения, пламя и пощадило бы что-нибудь из вещей? Оружие? Вряд ли оно будет пригодно после того, как побывает в таком пожаре. Оковы и цепи? Решетки? Смешно даже предположить, что они понадобятся кому-то из горожан.
Конан вспоминал, как пламя расступалось, пропуская беглецов. Он понимал, что нечто подобное происходило и во всех остальных случаях. Огонь, пожиравший дома, был особенным и предназначался лишь для того, чтобы сгорел сам Феникс. Вероятно, предметы, погибшие при этом, «рассматривались» чудесным огнем как топливо.
— Ну что, — проворчал карлик, останавливаясь перед грудами пепла, — будем, стало быть, здесь шарить?
Он ступил на пепел и тут же с проклятием отскочил.
— Он горячий!
— Разумеется, здесь ведь недавно все пылало, — заметил варвар насмешливо.
Тульпис уставился на приятеля с яростью.
— По-моему, ты переоделся моим слугой, так что попытайся вести себя соответственно.
— Это как? Кланяться тебе, что ли?
— Хотя бы…
— Я и так вынужден сгибаться в три погибели, когда с тобой разговариваю, — небрежно произнес Конан, — что еще тебе надобно?
— Принеси палку. Будем ворошить пепел палкой.
Конан протянул карлику небольшую дубинку, предусмотрительно захваченную им из харчевни. При этом он размахивал левой рукой, выписывая в воздухе вензеля. Тульпис подозрительно прищурился:
— Что это такое, а? Энвольтация?
— Ты о чем? — удивился Конан.
— Ну, что ты делаешь рукой — все эти штуки и загогулины? Ты не колдуешь, а?
— Я?! Да как тебе такое в голову могло прийти?! — взревел Конан. — Я пытаюсь изображать изысканные манеры хорошо вышколенного слуги.
— Не получилось, — фыркнул карлик. — Если уж тебе охота корчить из себя хорошо вышколенного слугу-негра, — при слове «охота» Конан изобразил крайнее негодование, — то возьми себе вторую палку и помогай мне искать.
Они встали рядом с пеплом и принялись тыкать в мягкие горы. Поднялась невесомая пыль, воздух сделался серым. Карлик расчихался, раскашлялся, из его глаз потекли слезы.
Конан осведомился:
— Что это с тобой?
— Не видишь? — огрызнулся Тульпис. — Я страдаю. И не понимаю, почему на тебя вся эта пыль не действует. Все нормальные люди от нее начинают кашлять и задыхаться.
— Вероятно, с тобой это происходит потому, что ты близок к земле, — отозвался Конан. — Я же довольно от нее далек.
После этого хвастливого замечания он оглушительно чихнул и даже смутился на миг. Тульпис, казалось, почувствовал себя полностью удовлетворенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18