- улыбнулась Ира Катранова.
Варя тоже слабо улыбнулась.
– Да уж… - ответила, но как-то неуверенно, будто на самом деле никакого отношения к Сёмгиному пиджаку она и не имеет.
– У всех налито?
Бакен встал, постучал вилкой по рюмке. Самара рявкнул, подражая голосу давно покойного майора Титова, куратора их группы: «Тихо там, ссза-ал! Два наряда вне очереди!»
Зал притих.
– Ну вот,- произнес Бакен, держа перед собой, как свечку, рюмку с водкой.- Вот мы и собрались, как тридцать лет назад… Тридцать лет. Кто мы были тогда? Зеленые пацаны, мечтавшие о точных запусках. Ни Афгана не было еще, ни «Комсомольца», ни Грозного. Помните, Колян нам песню пел: «За тридевятым облаком - дворец из серебра, за тридесятым облаком - алмазная гора, за тридвадцатым облаком…»
– …Летит какой-то хер,- хором подхватили за столиком Зубатова.- Но он и там не спрячется от нашей МБР!
– Да там не так было!…- отозвался Дуба.
– «Шестнадцать тонн» давай! - крикнули полковники.
– «Ночную морзянку» лучше! - возразил Марик Ардон.
– Тихо!… Неважно,- продолжал Бакен.- Я что хочу сказать… Вот в газетах пишут: «Ракетный щит страны…» Звучит здорово и красиво. Важное дело - защита от внешнего врага, от ядерного агрессора - ничего важнее этого вообще нет. А где он, этот щит? Что это вообще за щит такой? Как его увидеть?
За столом наступила тишина. Изготовившийся над пультом музыкант внимательно смотрел на тостующего, и певица слушала с интересом, и врач-метрдотель слушал, и три официанта…
– Так вот все мы и есть этот ракетный щит! - Бакен торжественно обвел рукой собравшихся.- Это и Зубатов, и Ардон, и Катранов, и Шмаров, и Дубинин, и Мигунов, и все остальные! Вчерашние зеленые пацаны, а ныне старшие офицеры, каждый - частица ракетно-ядерного щита! Поэтому первый тост за всех нас и за всех офицеров-ракетчиков!
Загремели отодвигаемые стулья. Офицеры встали, чокнулись, выпили до дна… Белобилетник за синтезатором заиграл, девушка запела: «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…»
Ножи и вилки ударились о тарелки, образуя привычный шум застолья.
– Интересно у каждого судьба сложилась,- сказал Бакен, закусывая соленым помидором.- Вон Дуба не захотел под землей сидеть да на «точке» дежурить - и без руки остался. А мог вообще сто раз погибнуть! А Ардона мы в самолет посадить хотели, а он на подводный ракетоносец ушел - тоже за шкуру залилось. Двенадцать лет под водой, смертником…
– Почему смертником? - спросил Мигунов.
– А вы у него спросите, он расскажет…
Бакен налил по второй, поднялся, по-хозяйски оглядел стол:
– Напоминаю: не вовремя выпитая вторая есть напрочь загубленная первая! Наливай!
Он подождал, пока команда будет выполнена.
– А вспомните, как мы, еще зелеными пацанами, представляли свое будущее? Жизнь казалась простой и ясной, как распорядок дня в училище. Утром подъем, после завтрака - успешное поражение цели, к обеду - всенародная слава, вечером - любовь и очередное звание, в десять - отбой. Но судьба выпала всем разная. Кто-то узнал и славу, и любовь, и звания, а кому-то… Кому-то достался только отбой… Бакен поднял рюмку.
– Второй тост - за курсантов и преподавателей, за наших товарищей, за тех из нас, кто ушел навсегда!
Все встали, не чокаясь, молча выпили. Сергей Семаго долго смотрел на свою рюмку, молча двигая губами, словно беседовал с ней. Когда все уже выпили и набросились на закуску, он резко опрокинул в себя водку, вытер губы тыльной стороной ладони и медленно опустился на стул.
– Хороших ребят уже нет, а самые говнистые почему-то живут дольше всех. И ничего им не делается,- он кивнул в сторону любителя политических диспутов Носкова.- Какого хера его позвали, упыря этого бородавчатого?
Иван Семенович, приземлившийся за «полковничьим» столом, уже что-то громко вещал своим ломким тенорком, размахивая вилкой с наколотой отбивной.
– Я тут в одной командировке был, ну, по лекторской работе, там так кормили - чуть ноги не протянул! Суп пустой да макароны. Ни кусочка натурального мяса. Хоть у вас, ребятушки, отъемся…
– Никто не звал, сам пришел,- сказал Бакен.- Старикан чует, где вкусно кормят. Я слышал, у него целая база данных есть на бывших курсантов, кто где живет, чем на жизнь зарабатывает. Ходит в гости к тем, кто побогаче, в рестораны зазывает - устраивает «вечера памяти», слезу вышибает. Естественно, расплачивается не он…
– База данных,- сморщился Семаго.- Знаем мы его «базу данных»… Пришел бы этот говнюк ко мне в гости.
– Сёмга, мы за столом,- напомнил Катранов.
– Миль пардон… Гран миль пардон,- Сёмга нахмурился и замолчал.- Кстати, Пашка Дрозд у него отличником был и в его долбаный кружок исправно ходил…
– К тому же это все не факты, а догадки,- Катранов положил себе разварной картошки, выбрал ломтик селедки потолще.- Мало ли кто что болтает…
– Зря не болтают! Вот про тебя же никто не болтает? И про Бакена, и про Мигуна.
– Замнем для ясности,- сказал Бакен.- Сейчас выпьем за учителей и командиров!
Выпили. Потом за удачу. Потом за отсутствие боевых запусков. Потом за то, чтобы если боевые запуски все же случались, то они были удачными.
Вскоре наступила перемена горячего - сновали туда-сюда нагруженные снедью официанты, похожие в своих белых халатах то ли на пироговских хирургов, то ли на современных стоматологов,- а за столиками, под водку и фирменные «пироговские» пельмени, напоминающие маленькие женские ушки, продолжался процесс нового узнавания старых знакомых.
Прожженный лирик Дуба, оказывается, так ни разу и не женился. Два года как на пенсии, живет в однокомнатной «хрущевке» за первой кольцевой, хохмы ради ходит иногда в боулинг - разрабатывает протез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17