В хороший бинокль уже виден вулкан у Рабаула — действующий, между прочим, не так давно он здорово напроказничал. А неподалеку от подножия вулкана виднеются хижины, голые детишки, — ба, не только детишки! — ходят по берегу, купаются в море…
А вскоре мы вошли в бухту Симпсон-Харбор, на берегу которой раскинулся Рабаул. В лоции указано, что в этой бухте «находится множество затонувших судов с глубинами более и менее 18 метров», — вторая мировая война прошлась и по этому благословенному краю.
Не желая увеличивать число этих судов, мы приняли на борт лоцмана и под его руководством стали на рейде в нескольких сотнях метров от берега.
Рабаул
Шлюпки подходили к берегу. Держа наготове ружья, матросы зорко всматривались в кустарники… Зловещая тишина, нарушаемая бессмысленным чириканьем птиц… И вдруг, оглашая окрестности воинственными криками, из кустарников, потрясая луками и копьями, выбежали сотни обнаженных туземцев…
Так было несколько веков назад, в те романтические времена, когда чуть ли не каждый корабль, отправлявшийся в южные моря, наталкивался на неизвестную землю.
Даже сердце подпрыгивало в груди от этой воображаемой картины. Хотя, честно говоря, я нисколько не сожалел о том, что вместо зловещих кустарников на берегу находился благоустроенный причал, равно как и о том, что первый же встречный папуас не насадил меня на копье. Но впечатление он производил изрядное: голый по пояс, босой, толстый и очень важный, он шествовал нам навстречу с портфелем в руке. Видимо, должностное лицо не из последних. По каким-то неуловимым признакам мы решили, что он все-таки не губернатор, и не вручили ему наши верительные грамоты.
Тут же под навесом шла торговля. Десятка два папуасов сидели на подстилках, рекламируя свой товар. У меня остановилось дыхание: продавались воистину бесценные вещи! Такие я видел только в музеях и на фотографиях в книгах известных путешественников: ритуальные маски, статуэтки, вырезанные из красного дерева акулы и птицы… Я осторожно оглянулся, ожидая, что сейчас начнется свалка и эти сокровища придется добывать в острой конкурентной борьбе, но с удивлением обнаружил, что мои спутники равнодушно проходят мимо.
— Олег Ананьевич, Юрий Прокопьевич… — тихо позвал я и молча указал на лежащие у наших ног сокровища.
— Но ведь здесь нет ни одной раковины, — удивился Олег Ананьевич.
— А маски, статуэтки, акулы…
— Еще сто раз увидите. Пошли на рынок.
На всякий случай я купил. за доллар одну уникальную маску (примерно II— III век нашей эры — в таких вещах я никогда не ошибаюсь), и мы отправились на рынок.
Рабаул — очаровательный городок из одной-двух улиц, опоясывающих бухту. Утопают в пышной зелени коттеджи австралийской администрации, на каждом шагу магазины, в которых продавцов больше, чем покупателей, автомобильные салоны, где вы без очереди можете купить машину (если у вас есть деньги), скверы, клубы с предупреждающей надписью «Только для членов», бассейны с тем же предупреждением — словом, типичный аристократический курортный рай; впрочем, этой идиллии приходит конец: большинство соседних островных государств уже давно стали самостоятельными, теперь пришла очередь Папуа — исторический процесс вспять не повернешь… .
Нелегкое это было мероприятие — создавать колониальные империи: много полководцев покрыло себя бессмертной славой в битвах против туземцев, до зубов вооруженных луками и копьями. Иной раз для завоевания страны или большого острова приходилось тратить сотню снарядов и целый ящик патронов, уничтожать три четверти местных жителей, чтобы убедить оставшихся в цивилизаторской миссии белого человека и преимуществах христианского бога перед его малограмотными туземными коллегами. Это было высокоморальное и, главное, очень прибыльное дело; казалось, что колонии — это навсегда, что мировой порядок, при котором темнокожие обречены оставаться рабами, установлен на веки вечные.. .
И вот — взрыв за взрывом, удар за ударом, брешь за брешью!
Одна за другой колониальные империи распались, и их бывшие хозяева вынуждены приспосабливаться к новым, весьма непривычным и даже унизительным для их ущемленного самолюбия условиям.
Вынуждены потому, что стремление народов к свободе и независимости уже ничем не остановишь — ни танковыми армиями, ни эскадрильями реактивных самолетов, ни щупальцами тайной полиции.
Одним из первых это понял Черчилль, который не без горестного сарказма заметил, что не желает председательствовать при роспуске Британской империи. А ведь совсем недавно его предшественники гордо восклицали, что над ней никогда не заходит солнце… После сотен лет, казалось бы, незыблемого господства обнаружилось, что оковы колониализма настолько проржавели, что реставрировать их уже никак невозможно. Разве что попытаться сменить железные цепи на золотые…
По дороге к рынку мы натолкнулись на любопытную реликвию: на пьедестале стояла подбитая японская танкетка. В начале сороковых годов остров был оккупирован японцами, здесь шли — так отмечено в рабаульских хрониках — жестокие сражения, в которых на стороне союзников принимали участие и тысячи папуасов. По нашим российским масштабам такие сражения в лучшем случае отмечались бы в газетах, как «бои местного значения», но жители Новой Британии хорошо их запомнили, воздвигли памятники погибшим и мемориалы, подобные этой танкетке.
Военной победы японцы не одержали, зато торговую войну выиграли по всем статьям: машины, которые бегают по улицам, и товары в магазинах в основном японского производства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51