Чуть помедлив, молча склонилась и поцеловала сухими обескровленными губами в еще бледную, но уже начавшую понемногу розоветь щеку и, не зная, что еще сказать перед разлукой, которая, вполне возможно, могла оказаться вечной, лишь повторила:
– Прощай, названый братец.
Почувствовав, что предательская слезинка сейчас сорвется и упадет прямо на его лицо, она резко отпрянула, но стремительное движение оказалось слишком медленным по сравнению с быстротой соленой капли, и у самого выхода, когда она уже с силой распахнула пред собой дверь, ее успел догнать голос князя:
– Не плачь, сестренка. Мы еще повоюем.
Она выскочила из ложницы, ошпаренная его утешительными словами. Ведь ее утешает именно тот человек, который сам сейчас нуждается в утешении больше всех живущих на этом свете. И в то же время его фраза словно прибавила ей уверенности, и она уже ни секунды не колебалась в своем решении пойти туда, не знаю куда, и принести оттуда то, не знаю что.
Точь-в-точь как в той сказке, которую давным-давно рассказывала ей бабушка. Правда, сказка была совсем не страшная и хорошо заканчивалась. Впрочем, на то она и сказка, иначе их и не придумывали бы люди. Грустную да с плохим концом выдумывать не надо, она уже есть, только называется по-другому – жизнь.

Глава 3
ДОРОГА В НЕВЕДОМОЕ

Там каждой место есть химере;
В лесу – рев, топот, вой и скок:
Кишат бесчисленные звери,
И слышен рык в любой пещере,
В любом кусту горит зрачок...
В. Гюго.


Доброгнева покинула княжий двор в то же утро. Она не знала, когда приключится очередной ночной визит неведомой жути, и потому очень торопилась. Она прихватила с собой небольшой узелок с мужской одеждой, сулею с водой, еще несколько трав, которые могли пригодиться ей в этом опасном путешествии, и каравай хлеба. Вся нехитрая поклажа поместилась в небольшом буравке.
К тому времени девушку уже неплохо знали как в самом Ожске, так и в его окрестностях. И не только знали, но и уважали, а еще слегка побаивались. Страх перед неведомым всегда был силен в людях. Потому рыбак, встретившийся ей на берегу Оки, безропотно отвез ее на другой берег, и уже спустя каких-то полчаса она, углубившись в мрачного вида лесок, остановилась, развязала свой узелок и быстро переоделась в мужскую одежду.
Преобразив в одночасье свой облик, уже не девица, а добрый молодец резво направился в глубь лесной чащи. Был он с виду невысок, худ и узкоплеч, но на широком кожаном поясе его грозно свисал походный нож с удобной рукояткой и массивным, сантиметров в двадцать пять, не меньше, хищным лезвием, до поры до времени таящимся в ладных деревянных ножнах, обтянутых темной кожей безо всякого узорочья. Сафьяновые сапоги слегка жали новоявленному добру молодцу ноги, ибо хоть и соответствовали по размеру, но были несколько узки, да и непривычны для Доброгневы, но идти в лаптях через непролазные болота было бы еще хуже, а потому сызмальства приученная к терпению ведьмачка просто старалась не обращать на это внимания.
К тому же вскоре ей стало не до этого. Лесная чаща все больше хмурилась, начиная замечать незваного пришельца и норовя то хлестнуть низко свисающей веткой по лицу, то подставить подножку, выставив неприятное корневище аккурат под ступню, то сыпануть перезревшей хвоей в глаза. Идти становилось все труднее, а сумерки, невзирая на погожий, хоть и облачный денек, становились все гуще по мере ее продвижения в глубь леса. Он уже ничем не напоминал ни насквозь просвечиваемую солнцем веселую березовую рощу, оживленно шелестящую даже от небольшого ветерка и ластящуюся к человеку, как домашняя кошка, ни строгий, торжественный сосновый бор. Он уже не был похож даже на сумрачный, настороженный ельник, навевающий на человека уныние и тоску.
Все они были близкими для людей, обжитыми, какие больше, какие меньше, а этот внушал страх своей первобытной дикостью и непонятной, но явственно ощущаемой враждебностью. Стоящий перед ней уже чуть ли не стеной черный приземистый осинник вперемешку с такими же низкорослыми елками нервно и пугливо подрагивал, заодно готовясь к решающему нападению, и даже птиц, этих непременных завсегдатаев зеленых общежитий, было не слышно и не видно. Лишь невесть как попавшая сюда одинокая черная ворона, необычайно крупная, одиноко каркала что-то одной ей понятное, но тоже зловещее и угрюмое.
Почва под ногами у Доброгневы понемногу уже расползалась жидкой вязкой грязью, а спустя недолгое время и вовсе начала при каждом шаге тягостно хлюпать и чавкать, как бы выбирая момент для того, чтобы окончательно проглотить и медленно, со вкусом, разжевать жадными беззубыми челюстями незваную гостью.
Даже небо над головой девушки постепенно меняло свой цвет, на глазах превращаясь из светло-бирюзового в тревожное фиолетовое, с густо наложенной поверх свинцово-серой краской низких облаков, сплошной пеленой покрывших солнце.
Сноровисто срубив тоненькую осинку и превратив ее несколькими уверенными ударами ножа в жердь, Доброгнева, уже не спеша, продолжала продвигаться вперед. Чуть ли не на каждом шагу она теперь проваливалась по пояс в густую жижу и чувствовала, как страшно ходит под ногами непрочное сплетение подводных корней и еще чего-то мягкого, готового в любой момент прорваться и с похоронным шелестом мягко пропустить смельчака в бездонную глубь. Останавливаться было нельзя – это она твердо знала и, невзирая на усталость, продолжала упрямо гнать свое измученное тело в насквозь промокшей одеже вперед и вперед, где постепенно забрезжил очередной черный и мрачный осинник, приближение к которому внушало ей маленькую робкую радость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14