Я огляделся вокруг в поисках кого-либо из знакомых и заметил Толстяка Брауна, горячо обсуждавшего что-то с Сигейрасом. Несмотря на разный цвет кожи, они чем-то походили друг на друга: оба тучные, неопрятные, оба чрезмерно громкие в разговоре, оба подкрепляли свои слова бурной жестикуляцией.
– Д…доброе утро, мистер Хаклют, – промямлил кто-то рядом.
Обернувшись, я увидел Колдуэлла, молодого сотрудника из городского отдела здравоохранения, и маленького задиристого вида человечка с копной растрепанных волос. Сквозь очки в роговой оправе поблескивали холодные глаза. Сеньора Кортес показывала мне этого мужчину на приеме у президента, но я никак не мог припомнить ни его имени, ни рода занятий.
– Доброе утро, – ответил я. – Вы здесь тоже по делу?
– К…конечно! – с готовностью подтвердил Колдуэлл. – Доказательства, к…которые собрал наш отдел об у…ужасных у…условиях, о…очень важны.
В разговор вступил его спутник.
– Простите, Ники, мою бестактность. Сеньор Хаклют, позвольте мне самому представиться вам. Моя фамилия Руис, Алонсо Руис. Очень рад познакомиться с вами. Я врач, – последние слова он произнес подчеркнуто скромно.
Я пожал его руку.
– Если не ошибаюсь, вы являетесь министром здравоохранения и гигиены, – неожиданно вспомнил я. – Рад с вами познакомиться. Вы выступаете тоже в качестве свидетеля?
– Да, сеньор Хаклют! Я располагаю статистическими данными, согласно которым Сигейрас несет ответственность за то, что заболеваемость тифом в Сьюдад-де-Вадосе за последние десять лет возросла на сто двадцать процентов.
Судебный чиновник прошел по коридору, напоминая, что через пять минут начнется заседание. Я бросил взгляд на дверь приемной, где вчера бесцельно провел полдня, и пожалел, что не прихватил с собой хорошую книгу. В этот момент ко мне быстро подошел Энжерс.
– Все хорошо, Хаклют, – сказал он, не переводя дыхания. – Я договорился с Люкасом, что в связи с особо важными обстоятельствами тот попросит у судьи разрешить сегодня свидетелям присутствовать в зале заседаний. Он обещал это устроить.
Люкас действительно все устроил. Через несколько минут после начала заседания я получил разрешение сесть рядом с Энжерсом. Я почувствовал на себе негодующий взгляд Брауна. Не иначе, он только что потерпел неудачу. Я внимательно осмотрелся.
Зал был полон, как и в день процесса над водителем Герреро. Я непроизвольно подтянулся, заметив среди публики Марию Посадор и Фелипе, Мендосу. Она равнодушно кивнула мне. Я отвел глаза.
Любопытно, что оба они снова сидели здесь при слушании дела, явно имевшего политическую подоплеку. Складывалось впечатление, что в этом городе при разборе доброй половины дел суд становился полем битвы двух соперничающих партий.
Как только Толстяку Брауну удалось преодолеть свое раздражение, он со скучающим видом попросил слова.
– Мне хотелось бы знать, – начал он, – почему председательствующий не уточняет, находятся ли в зале суда свидетели или нет. Как нельзя замаскировать лжесвидетельства, так нельзя замаскировать и тот факт, что налицо сговор между представителями транспортного управления и муниципалитета. Они собрались для того, чтобы урезать гражданские права моего клиента и, кроме того, оставить без крова многие сотни людей.
– Возражаю, – гневный голос Люкаса раздался одновременно с ударом молоточка судьи.
– Принимается во внимание, – сказал судья. – Исключить из протокола. Сеньор Браун, подобные отступления от темы перед лицом суда со всей очевидностью служат иным целям. Уверяю вас, на меня они не производят впечатления.
– Безусловно, ваша честь, – невозмутимо произнес Браун. – Мое заявление для прессы.
Судья, представительный мужчина лет пятидесяти, едва смог подавить улыбку – ему явно поправилось замечание Брауна.
Я посмотрел туда, где находились места для журналистов, и увидел пятерых мужчин и девушку.
– Дело, вероятно, привлекает к себе внимание? – поинтересовался я у Энжерса.
– Да. А вы не видели сегодняшних газет?
Судья неодобрительно взглянул на нас, и Энжерс, пробормотав извинение, резко откинулся в кресле.
– Продолжайте, сеньор Браун, – обратился судья к Толстяку Брауну.
Браун выглядел немного спокойнее. Вероятно, суть иска он уже изложил суду на прошлом заседании. Теперь он старался обобщить сказанное, ссылаясь на показания свидетелей; с их точки зрения, сеньор Сигейрас являлся благодетелем, так как дал им пристанище, после того как они вынуждены были покинуть свои деревни, когда воду из тех мест отвели в Сьюдад-де-Вадос. Затем Браун процитировал гражданский кодекс и в заключение попросил у суда разрешения вторично пригласить его свидетелей в случае, если заявления защиты будут противоречить его показаниям.
После Брауна слово получил Люкас. Должен признаться, он был мастером своего дела. Он квалифицированно опроверг толкование Брауном соответствующей статьи закона, в пух и прах разбив его аргументы. Браун недовольно ерзал. Было очевидно, что спор, по существу, шел не о букве закона. Закон позволял городу ставить планы своего развития выше прав отдельных граждан.
Сигейрас, однако, утверждал, что, если бы не намерение именно его лишить преимуществ аренды, не возникло бы необходимости перестройки. Браун со своей стороны пытался доказать, что муниципалитет и транспортное управление во главе с Энжерсом в своих действиях против Сигейраса руководствовались не заботой о благе горожан, а недоброжелательством. В конце концов все свелось к выяснению вопроса, является ли поведение Сигейраса нарушением общественного порядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96