А где вы собираетесь брать лошадей для новых сражений, если они все остались в Новороссийске? А орудия, пулеметы?
– Деникин недолго останется на посту Главнокомандующего… – Однако теперь они, те, кто виноват в этом преступлении, эвакуировались на союзнических кораблях, а простые офицеры лежат на дне Новороссийской бухты.
– А как же вы спаслись? – неуверенно спросил Горецкий и заглянул Борису в глаза.
Тот отвернулся, не ответив, но в глазах его Горецкий сумел прочитать такое, что охота расспрашивать у него пропала.
– Ну, и что я теперь, по-вашему, должен делать? – вздохнул Горецкий. – Застрелиться? Не могу, голубчик, – ответил он сам себе совсем не по-военному, – бумаги важные со мной, должен доставить по назначению… – Куда направляется «Сюркуф»? – отрывисто спросил Борис.
– В Севастополь, но солдат высадим в Керчи.
– Нас с Алымовым тоже высадите в Керчи. Там мы найдем своих, из дивизиона, часть пойдет на формирование, потом я буду воевать на фронте до конца, потому что теперь не верю в победу Белой армии, с такими-то командирами… За помин души… Борис залпом выпил вино и поставил стакан на столик, потом встал и сказал уже у двери:
– Прощайте, полковник! Вряд ли мы увидимся скоро.
Он сделал шаг в коридор, но вернулся и закончил нелюбезно, глядя сзади на поникшие плечи Горецкого:
– Прошу извинить за резкость. Разумеется, вы лично не можете отвечать за весь генералитет.
Полковник Горецкий не обернулся.

Глава 3

В декабре девятнадцатого года Вооруженные Силы Юга России отступали под натиском Красной Армии двумя огромными колоннами. Восточная группа во главе со Ставкой Деникина в составе Добровольческой армии, донских, кубанских и терских казаков отступала на Кавказ. В декабре генерал Май-Маевский был отстранен от должности командующего Добровольческой армией и ненадолго заменен Врангелем.
Западная группа отступала в Новороссию, прикрывая Николаев и Одессу.
Командование рассчитывало остановить натиск красных на Дону восточной группой и на Буге – западной, с тем чтобы оттуда перейти в наступление.
Находящийся посредине этих двух оперативных направлений Крым был, таким образом, приговорен к сдаче и не рассматривался как стратегически важная территория, поэтому для его защиты был выделен один только третий армейский корпус генерала Слащова. Численность Красной и Белой армий была к этому времени примерно равна – около пятидесяти тысяч каждая, но Белая армия была измотана боями и утратила энергию наступления.
Корпус Слащова состоял всего из двух тысяч двухсот штыков и тысячи трехсот шашек при тридцати двух орудиях.
Несмотря на то что почти все силы белых группировались на флангах, массы отдельных людей, дезертиров, штатских беженцев, интендантств, хозяйственных частей потекла в Крым. Вся эта толпа беглецов буквально запрудила полуостров, грабя местное население. В частях Добровольческой армии по три-пять месяцев не получали содержание, и голодные солдаты сбивались в шайки, чтобы изыскать себе средства существования. Каждый стремился побольше награбить и сесть на какой-нибудь пароход. Начальники гарнизонов способны были только на панические телеграммы, не им было справиться с наступившей разрухой и царящей в Крыму анархией. Вся эта масса неорганизованных людей нисколько не усилила корпус Слащова, а наоборот, только осложнила его положение дезорганизацией тыла.
Единственное полезное, что пришло в Крым с этой убегающей массой, были шесть испорченных бронепоездов и девять английских танков.
Пятого января 1920 года в Севастополь прибыл генерал Слащов. Немедленно по прибытии он собрал у коменданта Севастопольской крепости всех начальствующих лиц. Среди явившихся были начальник обороны Крыма инженерный генерал Субботин, командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ненюков, начальник гарнизона Симферополя генерал Лебедевич-Драевский, наштафлота по перешейкам под мощным артиллерийским огнем и, замерзшими и усталыми, попасть под контратаку свежих слащовских частей.
К 21 января красные закончили блокирование перешейков. Назревал первый бой. В случае победы красных он означал окончательный захват ими Крыма, в случае победы белых – имел бы для них колоссальное моральное значение.
Никто в Ставке не верил, что Слащов удержит Крым своими ничтожными силами, никто в тылу не верил в это – все сидели на чемоданах и искали любой возможности попасть на пароход. Да и в настроении войск произошла перемена. За время службы под командой Слащова эти части ни разу не потерпели поражения и шли за своим командиром куда угодно, но сейчас под влиянием общего развала Белой армии, под влиянием дезертиров и беглецов из армии Врангеля солдаты усомнились в успехе и возможности удержать Крым. Частая смена генералов лишила войска веры в командование, внушила опасения, что их бросят на милость победителя, а какова эта милость, все уже хорошо знали.
Стремясь поддержать моральный дух своих солдат, Слащов издал приказ, в котором заявил:
«Вступил в командование войсками, занимающими Крым. Объявляю всем, что, пока я командую войском, – из Крыма не уйду и ставлю защиту Крыма вопросом не только долга, но и чести».
Слащов жаждал боя. Только его удачный исход мог дать ему полную власть над положением, власть над войсками, возможность бороться с разлагающимся тылом и возникшими в тылу красно-зелеными и прочими бандами.
Победа должна была оздоровить общественное настроение всего военного и гражданского Крыма.
Наконец на рассвете 23 января красные начали наступление на Перекоп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10