Или, пожалуй, с зеленоглазой рыжеволосой малышкой.
— Саймон? — Эмили вопросительно заморгала.
— Прошу прощения, но, кажется, кое-какие дела требуют моего внимания в библиотеке, — рассеянно произнес Саймон, вставая со стула.
Двадцать три года он цеплялся за прошлое. Это давало ему силы, волю, стойкость. Но он осознал наконец, что в тот день, когда женился на Эмили, он уже ступил в будущее, хотел он этого или нет.
Тем же вечером, входя в один из своих клубов, Саймон все еще пытался отогнать видение — Эмили, окруженная их детьми. Он все еще чувствовал неловкость и странную неуверенность в собственных намерениях.
По велению судьбы первыми, кого он увидел в клубе, оказались Канонбери и Пеппингтон.
Перед Саймоном вдруг возникли образы глупой внучки Канонбери, падающей в обморок на балу, и серьезного юноши Пеппингтона, постигающего науку управления земельными угодьями. С глубоким вздохом он направился к двум своим старым врагам.
Без дальнейших размышлений Саймон сделал Канонбери и Пеппингтону предложение о продаже канала… Огромное потрясение, отразившееся на лицах обоих джентльменов, принесло ему чрезвычайное удовлетворение.
Канонбери поднялся с болезненной медлительностью.
— Весьма признателен вам, сэр. Мне хорошо известно, что еще совсем недавно у вас были другие намерения — намерения, которые погубили бы Пеппингтона и меня. Можно спросить, что заставило изменить решение?
— Это не какая-то уловка, нет, Блэйд? — подозрительно спросил Пеппингтон. — Последние шесть месяцев вы держали нас на грани катастрофы. С чего бы вам отпускать нас теперь?
— Моя жена не устает повторять, что я благороден и великодушен по натуре. — Саймон холодно улыбнулся.
Канонбери порывисто сел и взял свой бокал портвейна.
— Понимаю.
Пеппингтон достаточно пришел в себя от изумления, чтобы смерить Саймона изучающим взором.
— Странные создания жены, не правда ли?
— У них, определенно, есть склонность к усложнению жизни мужчин, — согласился Саймон. Пеппингтон задумчиво кивнул:
— Благодарю вас за великодушие, сэр. Мы с Канонбери прекрасно понимаем, что не заслужили его. То, что случилось двадцать три года назад… не было хорошим поступком с нашей стороны.
— Мы в долгу перед вами, Блэйд, — пробормотал Канонбери.
— Нет, — сказал Саймон. — Вы в долгу перед моей женой. Постарайтесь не забывать этого.
Он повернулся на каблуках и зашагал прочь от двух стариков, которых ненавидел в течение двадцати трех лет.
Он вышел в ночь, смутно почувствовав, как его отпустила какая-то тяжесть. Ему стало легче, свободней, спокойней, словно он развязал старую ржавую цепь и высвободил какую-то частицу себя, долгие годы томившуюся в плену.
Отчаянное послание Бродерика Фарингдона пришло на следующий день. Эмили как раз обсуждала с поваром меню приема. Обсуждение переросло в бурные споры.
— Я не против того, чтобы на столах были некоторые из ваших замечательных экзотических восточных яств, — решительно убеждала Эмили этого странного человека с золотой серьгой в ухе. — Но не следует забывать, что большинство гостей непривычно к заморским деликатесам. Англичане не слишком любят рисковать с необычной пищей.
Смоук гордо выпрямился:
— Его светлость никогда не жаловался на мою кухню.
— Ну разумеется, — успокаивающе сказала Эмили. — Вы готовите просто превосходно, Смоук. Но боюсь, у его светлости гораздо более изысканный и тонкий вкус, чем у большинства тех, кого мы собираемся угощать на этом приеме. Речь идет о людях, которые не считают трапезу полноценной, если не подают гору вареного картофеля и мяса.
— Мадам совершенно права, Смоук, — вмешалась экономка. — Пожалуй, нам надо подать немного заливного палтуса. А также колбасы и, возможно, немного языка…
— Колбаса! Язык! — Смоук пришел в неистовство. — Я не позволю, чтобы в этом доме подавали какие-то жирные колбасы или языки.
— Ну, тогда прекрасно подойдет немного холодной ветчины, — с надеждой предложила Эмили.
Их спор был прерван громким, настойчивым стуком в кухонную дверь. Гарри поспешил ее открыть и после недолгих переговоров с кем-то, стоявшим за порогом, приблизился к хозяйке.
— Прошу прощения, мадам. Тут для вас сообщение.
Эмили с чувством облегчения отвлеклась от перепалки:
— Мне? Где же?
— Паренек у дверей, мэм. Утверждает, что может отдать записку только вам. — Гарри воинственно поднял свой крючок-протез. — Сказать ему, чтобы убирался?
— Нет-нет, я с ним поговорю. Эмили прошла через кухонные помещения к двери и увидела поджидающего ее маленького оборванца.
— Ну, дружок, в чем дело?
Мальчишка уставился на рыжие волосы Эмили и ее очки, а потом утвердительно кивнул, словно удостоверившись, что перед ним именно та, кого он ищет.
— Ваш папаша хочет повидать вас прямо сейчас, мэм. Он велел передать вам вот это.
Маленький листочек бумаги, порядком испачканный грязным кулачком, был надлежащим образом передан по назначению.
— Очень хорошо. — Эмили опустила монетку на ладонь мальчишки, взглянула на бумагу, и острое предчувствие чего-то недоброго охватило ее.
Мальчишка тщательно осмотрел монету, попробовал ее на зуб и широко ухмыльнулся:
— Всегда готов помочь, мэм.
Гарри подошел закрыть дверь. Мальчишка с изумленным восхищением уставился на крюк и через мгновение пустился наутек.
— Мы закончим обсуждение меню позднее, — сказала Эмили Смоуку и экономке и заспешила прочь из кухни.
Со жгущей ей руку запиской она взбежала наверх, опасаясь самого худшего. Уединившись в своей спальне, она закрыла дверь и заперла ее на ключ.
Трепеща от ужаса, она уселась и прочла послание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105