Старший инспектор Мастерс, одной рукой успокаивающе похлопывая ее по плечу, протянул другую к телефону и позвонил в Лондон.
– Он у нас в руках! – сообщил Мастерс заместителю комиссара на другом конце провода. – Это солидное доказательство. Если девушка выступит в суде свидетелем, ему конец.
– Вы уверены? – осведомился заместитель комиссара. Мастерс уставился на телефон.
– Прежде всего, мы должны его поймать, – продолжал заместитель комиссара. – Вы не видите в этом никаких трудностей?
– Нет, сэр, не вижу! Пока что мы сообщим прессе, что хотим побеседовать с этим субъектом. Но если вы позволите мне поднять общую тревогу и объявить его в розыск…
– Э-э… вы бы не хотели обсудить это с вашим другом, сэром Генри Мерривейлом?
– Незачем беспокоить из-за этого старика, сэр. Только дайте мне разрешение… благодарю вас, сэр… и мы прищучим этого негодяя за две недели!
Но Мастерс заблуждался.
Описанные события имели место одиннадцать лет назад, в течение которых на мир обрушились смерть и разрушение. Но поймать Роджера Бьюли так и не удалось. Ему снова повезло, и теперь до него было не добраться.
Глава 2
Сентябрьским вечером, когда уличные фонари снова сияли, отмечая конец войны с Гитлером, мистер Деннис Фостер направлялся по Лоуэр-Черинг-Кросс-роуд к театру «Гранада».
Лоуэр-Черинг-Кросс-роуд – не слишком вдохновляющая улица. Задняя стена Национальной галереи с ее слепыми окнами, замаскированная кирпичами статуя Генри Ирвинга, и еще не снесенное бомбоубежище служили малоприятными напоминаниями.
Однако свет фонарей, даже спустя несколько месяцев казавшийся чудом, все изменил. Они создавали ощущение карнавала после долгих черных лет. И молодой мистер Деннис Фостер, младший партнер адвокатской фирмы «Макинтош и Фостер», двигался вперед все более бодрым шагом.
«Я выгляжу довольным, – говорил он себе. – А я не должен выглядеть таковым. Это глупо».
Ибо он шел в театр «Гранада» не смотреть пьесу, которую видел несколько раз за два года ее пребывания в репертуаре, а по просьбе режиссера, мисс Берил Уэст, и собирался повидать за кулисами своего друга – одного из ведущих молодых актеров английской сцены, – после чего пойти с ним в ресторан «Айви».
«Это означает видеть жизнь!» – думал Деннис.
Он был стойким консерватором, членом Реформ-клуба, одним из тех, кто «смотрит на мир с тревогой». От мягкой фетровой шляпы до портфеля и зонтика Деннис был настолько «правильным», насколько это может обеспечить воспитание. Царство сцены было для него странными опасными джунглями, наполненными романтикой и блеском, которые он не вполне одобрял. Честно говоря, его можно было принять за напыщенное ничтожество.
Но это не было правдой. Деннис Фостер, недавно демобилизованный из Королевского флота после ран, полученных во время службы на трех эсминцах, возможно, был излишне серьезным, но при этом настолько честным и искренним, что все любили его и доверяли ему.
В глубине души, признавался себе Деннис, он был доволен своим знакомством с миром театра, как и знакомством с настоящим старшим инспектором Скотленд-Ярда. Но в этом было нечто озадачивающее. Например…
Театр «Гранада» находился рядом с театром Гаррика. Выше железного навеса над дверью в фойе бросались в глаза белые металлические буквы: «БРЮС РЭНСОМ В «КНЯЗЕ ТЬМЫ». К полинявшим афишам была приклеена по диагонали узкая полоска бумаги с надписью: «Последний спектакль 8 сентября». А внизу афиши, под всеми прочими именами, было указано: «Режиссер БЕРИЛ УЭСТ».
– Привет, Деннис! – окликнул женский голос. Берил, выглядевшая слегка обеспокоенной, поджидала его у входа в фойе.
Деннис никак не мог свыкнуться с мыслью о женщине-режиссере. Он воображал представителей этой профессии нервно расхаживающими взад-вперед по проходам и рвущими на себе волосы от ярости (что они, видит бог, часто проделывают). Но, однажды посетив репетицию, он был удивлен спокойной деловитостью, с которой эта миловидная девушка управляла Брюсом Рэнсомом.
– Дело в том, что я его понимаю, – объяснила она. – Он сущий ребенок.
– Только не говори это при Брюсе.
– Можешь не волноваться.
Часы на церкви Святого Мартина в Поле показывали без четверти девять – время, когда зрители еще не покинули театры. При бледном свете фонарей Черинг-Кросс-роуд была такой тихой, что Деннис мог слышать радио в аркаде развлечений между театром Гаррика и «Гранадой». Он быстро подошел к Берил.
Ее лицо частично оставалось в тени на фоне света в выложенном мраморными плитками пустом фойе позади. На плечи Берил было наброшено легкое пальто, а густые черные волосы повязаны косынкой по сельской моде. Темно-голубые, широко расставленные глаза слегка выпуклы, как у всех людей с развитым воображением. Мягкий подвижный рот мог выражать множество эмоций.
Берил была в высшей степени импульсивной особой. Казалось, она никогда не пребывала в состоянии покоя. Об этом свидетельствовали ее руки, быстрые глаза и все линии стройной фигуры.
– Дорогой! – воскликнула Берил, подставляя лицо для поцелуя.
Деннис неохотно поцеловал ее, медленно наклонив голову, как человек, которому собираются ее отрубить. Берил весело засмеялась:
– Тебе это не нравится, верно, Деннис?
– Что именно?
– Ужасная театральная привычка целоваться при каждой встрече.
– Честно говоря, нет, – ответил Деннис с достоинством (по крайней мере, надеясь на это). Он не собирался произносить следующую фразу, но она так долго вертелась у него в голове, что вырвалась сама собой. – Когда я целую девушку, то хочу, чтобы это что-то значило.
– Дорогой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62