Света не хватало даже для того, чтобы Пирс мог разглядеть лица своих ближайших соседей. Пошарив рукой по стене, он нащупал крючок, на котором висели инфракрасные очки ночного видения, снял их и надел на голову. Потом отыскал слева кнопку переключателя и включил прибор, но тут же сдвинул окуляры вверх, решив пока подождать. Эти очки Пирс принес сюда сегодня утром. Обычно их использовали в лазерной лаборатории, но ему захотелось с их помощью тайком разглядеть лица Годдара и Бичи, чтобы определить их реакцию на демонстрацию опыта.
— Так, кажется, началось, — произнес Ларраби. — Следите за экраном.
Еще с полминуты монитор слепо мерцал в темноте, но вдруг на экране появилось несколько крошечных светящихся точек размером с булавочную головку, напоминавших звезды на облачном небе. Светлячков становилось все больше и больше, и скоро экран стал напоминать Млечный Путь.
Никто не говорил ни слова. Все внимательно наблюдали.
— Брендон, а теперь включи тепловой режим, — попросил Пирс.
Это была одна из частей их сценария. Финальная часть симфонии, крещендо. Ларраби уверенно нажимал в темноте нужные клавиши — он давно уже мог делать это вслепую.
— Переход на тепловой режим означает получение цветного изображения, — объяснил он. — В зависимости от интенсивности свечения мы увидим все цвета — от фиолетового на нижнем конце через зеленый, желтый и красный до пурпурного на верхней границе спектра.
Экран монитора брызнул всеми цветами радуги. Преобладали оттенки желтого и красного, но особенно впечатляли пурпурные фрагменты. Яркая цветная мозаика живыми волнами перемещалась по экрану, переливаясь, словно океанская гладь под луной или огни ночного Лас-Вегаса с высоты птичьего полета.
— Северное сияние, — шепотом выговорил кто-то из присутствующих.
Пирсу показалось, что прозвучал голос Годдара. Опустив окуляры тепловых очков на глаза, он теперь тоже все мог видеть в цвете. Сквозь линзы все в комнате переливалось желтым и красным цветами. Пирс перевел взгляд в сторону Годдара, на лице которого можно было обнаружить практически все оттенки красного. Годдар в темноте пристально наблюдал за экраном с открытым ртом. Лоб и щеки у него были пурпурными, а временами становились темно-бордовыми, по-видимому, от волнения.
Эти резонансные очки в данном случае тоже служили удовлетворению научного любопытства, позволяя наблюдать, что люди думают и как себя ведут, когда считают, что их никто не видит. Пирс заметил, как на лице Годдара расплылась широкая красная улыбка. И в этот момент Пирс понял, что дело сделано. Деньги они получат, а значит, обеспечат будущее — свое личное и лаборатории. Он бросил взгляд в другой конец комнаты, где, прислонившись к стене, стоял Чарли Кондон. Тот тоже смотрел в сторону, где должен был находиться Пирс, и даже уверенно кивнул ему, не пользуясь никакой специальной оптикой, словно видел в темноте.
Пожалуй, настал самый важный момент в биографии ведущих сотрудников «Амедео». Они стояли на пороге, за которым их ждали деньги, а возможно, и слава. Но для Пирса дело обстояло иначе. Для него это было нечто большее, чем деньги. То, что невозможно просто положить в карман, но навсегда останется в голове и сердце, заставляя неудержимо стремиться вперед.
Вот что ему дала наука. И прежде всего гордость, которая помогает забыть все плохое, оставшееся в прошлом, все ошибки и просчеты.
Все, кроме Изабелл.
Он стянул с головы очки и повесил их на крючок.
— Вот тебе и северное сияние, — прошептал он еле слышно.
Глава 29
После этого гостям продемонстрировали еще два опыта на СЭМе, но уже с другими подложками. В обоих случаях экран светился, как рождественская елка, и Годдар остался вполне удовлетворен. Затем Пирс пригласил всех в соседнюю лабораторию, где попросил Грумса рассказать о двух параллельных проектах и показать опытные образцы. В конце концов Годдар собирался вложить деньги в общую исследовательскую программу их фирмы, а не в один «Протей». В 12.30 презентация подошла к концу, и они отправились на обед в конференц-зал. Кондон договорился, что ленч организует ресторан «У Джо», отличавшийся классным обслуживанием и хорошей кухней.
Беседа протекала довольно живо, хотя Джастин Бичи откровенно старалась перетянуть общее внимание на себя. Много говорилось о научных перспективах, но тактично не упоминались связанные с этим прибыли. В самый разгар беседы Годдар обернулся к сидящему рядом Пирсу и тихо произнес:
— А ведь у моей дочки болезнь Дауна.
Больше он ничего не сказал, потому что добавить было нечего. Пирс понимал, что Годдар размышляет о временном факторе. О том, что хотя время еще не пришло, но есть надежда, что такие болезни в будущем удастся предотвратить.
— Уверен, вы ее очень любите! — откликнулся Пирс. — И ручаюсь, она сама это прекрасно понимает.
Прежде чем ответить, Годдар задумчиво посмотрел перед собой.
— Да, именно так. Я часто вспоминаю о ней, когда делаю свои инвестиции.
Пирс кивнул.
— Вам приходится думать о ее обеспеченном будущем.
— Нет, дело совсем не в этом. Что касается ее будущего, оно многократно гарантировано. О чем я действительно думаю, так это о том, что, как бы много я ни сделал в этом мире, мне не удастся ей помочь. Не в моих силах ее вылечить... Я хочу сказать... будущее наступит не так скоро, как хотелось бы. Вот... я и стараюсь его приблизить.
Он отвел глаза в сторону, не в силах подобрать нужные слова.
— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — произнес Пирс.
Неожиданно их грустная беседа была прервана громким хохотом Бичи, сидевшей за столом рядом с Кондоном напротив Пирса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109