По полу потянуло холодом, и он поспешно нашарил босыми ногами овчинные тапочки. Сон как рукой сняло. Вставая, Карим зябко поежился, и ночная прохлада была здесь ни при чем: он уже знал, кто пришел. Хотелось бы ему этого не знать…Карим потянулся за штанами, но тот, кто стоял в темноте за окном, не хотел ждать: он снова принялся стучать по стеклу – тихо, осторожно, но требовательно. Карим встал, почесываясь, подошел к окну и отодвинул занавеску. По сравнению с царившим в комнате мраком тьма на улице была все-таки пожиже, и ему удалось разглядеть смутные очертания маячившей за окном человеческой фигуры. Вдали, на площади перед комендатурой, горел одинокий фонарь.Стараясь не шуметь, он вышел в прихожую, включил свет и отодвинул засов на входной двери. Дверь приоткрылась, и в щель проскользнул человек. Он был одет как местный житель: заправленные в высокие сапоги мешковатые брюки, старомодный пиджак, белая рубашка без галстука, но с наглухо застегнутым воротом, каракулевая папаха, – и, если бы не автомат, Карим мог бы его не узнать, тем более что усы и бороду он сбрил.За первым гостем в дом протиснулся второй. Насчет этого можно было не сомневаться. Длинный, тощий и угловатый, как складной плотницкий метр, бородатый, черный, как головешка, с загорелым и обветренным лицом, посреди которого стоп-краном торчал гигантский кавказский нос, с грязной зеленой повязкой на голове, в потрепанном камуфляже, весь увешанный какими-то подсумками, чехлами, ножнами и гранатами, в облепленных грязью армейских ботинках, с ручным пулеметом поперек живота – не человек, а агитационный плакат, ходячее воплощение джихада.Близкопосаженные по бокам огромного носа нагловатые, навыкате, глаза с мутными желтоватыми белками недобро поблескивали, мосластые исцарапанные пальцы нервно тискали приклад пулемета, как будто парень только и ждал повода открыть пальбу – веером, от живота, по всему, что шевелится. В клочковатой черной бороде застрял мелкий мусор – какие-то травинки, микроскопические кусочки коры и Аллах ведает что еще. Карим никак не мог отделаться от неприятного ощущения, что там, в бороде, кто-то ползает: судя по запаху, который исходил от пулеметчика, это могло оказаться правдой. Это был густой и тяжелый окопный дух, который ни с чем не спутаешь. Несколько месяцев назад сам Карим пах точно так же, и ему потребовалось много времени и очень много мыла, чтобы вытравить эту вонь, застрявшую не столько в порах его тела, сколько в мозгу.Гостей было двое, но они каким-то образом ухитрились заполнить просторную прихожую целиком, так что для Карима в ней почти не осталось места. Он попятился к дверям кухни, ощущая себя очень неловко в мятых сатиновых трусах, растянутой майке и стариковских овчинных шлепанцах на кожаной подошве. Впрочем, «неловко» – это совсем не то слово! Он ощущал себя беззащитным, как это всегда бывает с полуголым человеком, оказавшимся в обществе вооруженных до зубов громил.– Здравствуй, Карим, дорогой, – сказал тот, что был в папахе, отставляя к стене автомат и распахивая объятия. – Давно не виделись. Я вижу, у тебя все хорошо. Работа, дом, молодая жена…– Здравствуй, Руслан, – с вымученной улыбкой ответил Карим. – Рад тебя видеть.Они обнялись как братья. Долговязый пулеметчик наблюдал за этой трогательной сценой с угрюмой настороженностью, словно в любую минуту ожидал подвоха.– Рад ли? – отстраняясь и испытующе глядя на Карима, спросил Руслан. – А может быть, мы не вовремя? Если так, скажи, и мы сразу уйдем.Пулеметчик при этих словах холодно ухмыльнулся. Мог бы и не ухмыляться: Карим и без его пантомимы все прекрасно понимал.– Скажи своему человеку, чтобы не торчал напротив окна, как манекен в витрине универмага, – проворчал он. – Вы бы еще на танке приехали!– Отойди от окна, дорогой, – обернувшись к пулеметчику, сказал Руслан, – что ты, в самом деле, э? Зачем подводить хорошего человека?Он наконец выпустил Карима из объятий, напоследок похлопав его по голому плечу.– И не кричи, умоляю, – добавил Карим. – Жену разбудишь.– У тебя две жены? – удивленно спросил Руслан, указывая глазами на что-то позади Карима.Карим оглянулся и увидел жену. Та стояла в дверях спальни, левой рукой придерживая на груди края халата, а правой прижимая к губам угол воротника. Глаза у нее были огромные, полные ужаса и блестящие из-за готовых вот-вот пролиться слез.– Что смотришь? – с ненужной грубостью спросил у нее Карим. Сердце у него обливалось кровью, и от этого он говорил намного резче, чем требовалось. – Накрывай на стол, гости проголодались.Не проронив ни звука, жена бесшумно скользнула мимо него на кухню.– Проходите, – сказал Карим гостям, – располагайтесь как дома. – Перекусите, выпейте, отдохните…– Спасибо, дорогой, – сказал Руслан, делая знак своему спутнику и проходя в гостиную. Пулеметчик даже не подумал вытереть ноги, и на полу позади него остались грязные следы. – Угощение – это очень хорошо, но мы пришли по делу.– Знаю, – стараясь, чтобы это прозвучало нейтрально, сказал Карим. – Но дела лучше всего обсуждать со стаканом в руке, разве не так?– Ну если тебе так легче… Шучу, дорогой, шучу! Хороший хозяин обязан угостить гостя, и плох тот гость, который отказывается от угощения!Усадив гостей, Карим направился в спальню: нужно было одеться. Долговязый пулеметчик сделал движение, словно намереваясь последовать за ним, но Руслан подал едва заметный знак глазами, и он расслабился, развалившись в кресле и вытянув до самой середины комнаты обтянутые камуфляжем голенастые ноги в облепленных мокрой глиной высоких ботинках. Пулемет он держал на коленях, как будто тот прирос к рукам, сделавшись их продолжением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18