Музыканты, расположившиеся в галерее над столом, играли веселую мелодию. Позади стульев, предназначенных для гостей и членов семьи, стояли пажи с белыми салфетками и кувшинами – им предстояло наполнять вином кубки, которыми на сегодняшний вечер заменили обычные кружки из рога.
Поварята бегали вокруг стола, разнося дымящееся мясо, нарезанное кухаркой на разделочном столе в углу зала.
Второй стол, более длинный, чем первый, был установлен перпендикулярно помосту и тянулся до конца зала. В центре этого стола – он предназначался для домочадцев и слуг – стояла огромная серебряная солонка. Она как бы являлась ориентиром для определения статуса домочадцев: те, у кого статус был выше, усаживались ближе к тому концу стола, который был обращен к возвышению, то есть «над солонкой». Те, кто в домашней иерархии занимал более низкое положение, садились «под солонкой».
Джиневра села в центре стола на возвышении и пригласила Хью занять место по правую руку от нее.
Пен, как старший ребенок в семье, собралась, было сесть слева от матери, но в последний момент сообразила, что по левую руку от нее может сидеть только один человек, Пиппа. Потому что это было ее место. Нельзя нарушать традиции, тем более в праздник. Ведь место, которое человек занимает за столом, играет важную роль. Пен посмотрела на сестру, а потом перевела взгляд на Робина. Девочка осознавала, что даже в свой день рождения она не имеет права унизить сестру, усадив на ее место Робина. Пиппа очень расстроится.
– Робин, прошу тебя, садись слева от меня, – сказала Джиневра, приходя на выручку дочери. – Пен, уверена, ты согласна предоставить свое место нашему гостю. Ты сядешь рядом с Робином, а Пиппа – с тобой.
Подобное размещение гостей не только решало дилемму Пен, но и позволяло удалить Хью и Робина от болтливой Пиппы. Пиппа тут же возмутилась – она не хотела сидеть так далеко от Робина, – однако это был праздник ее сестры, и она не стала спорить.
Они заняли свои места, и только после этого за другим столом расселись остальные гости. Зал наполнили звон столовых приборов и гул голосов. Джиневра поймала себя на том, что разглядывает руки своего соседа. Его ладони были широкими и мозолистыми, как у работящего человека, а пальцы – тонкими и длинными. На одном из них Хью носил печатку с огромным сверкающим сапфиром – это кольцо и рубин, приколотый к темному бархатному берету, были единственными украшениями Хью де Боукера. Да его наряд и не нуждался в украшениях. У Джиневры создалось впечатление, что ему неуютно в этой одежде, что он предпочел бы более практичный костюм для верховой езды.
– Вас что-то заинтересовало? – спросил Хью, вскидывая бровь. – Я польщен. – В его голосе явственно слышалась насмешка.
Джиневра ощутила, что рядом с ней сидит тот Хью де Боукер, из которого так и сочится неприкрытая враждебность.
– Ну и зря, – сказала она, беря кубок с красным вином из Аквитании, и выжидательно посмотрела на своего гостя. Однако Хью взял у нее кубок и отпил из него.
Паж, стоявший за его стулом, наклонился, чтобы положить ему на тарелку кусок кабанины, но он взмахом руки отослал мальчика прочь.
Джиневра озадаченно посмотрела на Хью.
Он одарил ее холодной, неласковой улыбкой и снова отпил из ее кубка.
– Мы пьем из одного кубка, мадам, и есть будем из одной тарелки.
– Что вы имеете в виду?
– Ваше общество губит мужчин, – ответил он и, пристально глядя Джиневре в лицо, протянул ей кубок.
Глава 3
Джиневра изящными пальцами сжала ножку кубка, да с такой силой, что едва не сломала ее. Она старалась сохранить самообладание. Нужно оставаться бесстрастной, говорила она себе, нельзя показывать, что ее ранят его уколы и намеки.
Наконец, справившись с собой, она спокойно осведомилась:
– Как вам вино, милорд? – И поднесла кубок к губам.
– Такое же прекрасное, как эти земли, – усмехнулся Хью. – Я совсем забыл, что вы унаследовали несколько виноделен в Аквитании после… – Он нахмурился, делая вид, что задумался. – После вашего третьего мужа, не так ли? – Не отводя от нее взгляда, такого же насмешливого, как и тон, он взял вилку и подцепил с ее тарелки кусок жареной кабанятины.
– Да, он наряду с прочими поместьями завещал мне и винодельни, – ответила Джиневра, глядя ему в глаза.
– А что именно отправило этого самого мужа к праотцам? Я забыл. – Он прожевал мясо, проглотил его и опять отпил из ее кубка.
– Та самая потница, которая погубила немало лондонцев, а через несколько месяцев собрала дань и на севере, – пояснила Джиневра.
Хоть она и была голодна после утренней охоты, сейчас у нее пропал аппетит. Мясо на тарелке показалось ей сухим и жилистым, а вино почему-то приобрело металлический привкус.
Хью молчал, пока паж наполнял их общий кубок и накладывал на общую тарелку оладьи из пастернака и маленькие колбаски. Верно, подумал он, в тот год, когда лорд Кирк якобы умер от потницы, в стране действительно свирепствовала эта болезнь. Он покосился на вдову лорда Кирка.
Джиневра повернула голову и встретилась с ним взглядом. Ее губы тронула холодная улыбка, и она, изящно изогнув бровь, спросила:
– Вас, милорд, мучает вопрос, а не расправилась ли я со своим третьим мужем, прикрываясь эпидемией?
Хью пожал плечами.
– Мадам, я здесь для того, чтобы найти ответы на некоторые вопросы. – Он принялся за колбаски, накалывая их на острие ножа.
– Ответы или доказательства? – уточнила Джиневра.
Улыбка исчезла с ее лица, однако глаза сохраняли спокойное выражение.
– А есть разница?
– Думаю, да.
Неожиданно Джиневра обнаружила, что ей нравится этот поединок умов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118