– Через сутки ты остынешь и будешь смотреть на вещи значительно трезвее. К тому же… Думаешь, это так просто – очередью по людям, из автомата? Тем более безоружным, у стенки. Даже если это – ворье, на котором пробы ставить негде.
– Наверное, ты прав, – помолчав пару секунд, вынужден был согласиться агроном. – Только… где тогда социалистическая справедливость?! Почему одни должны трудиться, а другие – их обчищать, и, довольные, пропивать за один вечер в бандитской малине то, за что образованные люди месяц грязь сапогами месили?!
– А кто тебе сказал, что мир справедлив? – Охотник пристально взглянул в глаза парня. – Кто сказал, что добро должно всегда побеждать зло, как в детской сказке? Нет, Шурик. Мир со дня его сотворения был, есть и останется жестоким и беспощадным. И чем раньше ты это поймешь, братишка, тем легче тебе будет.
– В смысле? – не понял агроном. Его жена, внимательно слушающая вдруг принявший совсем неожиданный ход разговор двух мужчин, перестала плакать и внимательно смотрела на Ярослава.
– Будешь спокойнее относиться к происходящему, – пояснил Охотник. – Переделать этот мир мы не в силах. Мы – лишь его малая часть. Песчинка. И обречены жить по раз и навсегда установленным законам. Значит, нужно принимать мир таким, каков он есть. А понятия «справедливость» не существует в принципе. Это иллюзия. Читай басни дедушки Крылова из школьной программы по литературе. Помнишь: «У сильного всегда бессильный виноват… А виноват ты в том, что хочется мне кушать… Сказал – и в темный лес ягненка уволок». За абсолютную точность цитаты не ручаюсь, но главное – смысл.
– Сам придумал? Насчет справедливости? – грустно улыбнулся Шурик.
– Нет, – спокойно ответил Ярослав. – Это древняя китайская философия. Лао-Цзы.
– Легко сказать – принимай таким, каков есть, – хмыкнул Шурик. – А если мне не нравится, что у моей жены вор украл кошелек?! А милиция ничего не может сделать. Тогда как быть? Простить этого урода? Как боженька завещал: прости убогих, ибо они не ведают, что творят?
– У вора своя правда. Он считает, что имеет полное право украсть твой кошелек. Значит, ты имеешь полное право на свою правду. Он выследил твой кошелек и взял его. Найди его и накажи, если сможешь. Жаловаться в милицию на выбитые зубы он не пойдет. Но отомстить обязательно попытается.
– Если бы это было так легко, милиция их бы давно всех переловила, – пряча влажный платочек в карман легкого пальтишка, заметила Варвара.
– А кто сказал, что должно быть легко? – пожал плечами Ярослав. – Даже Ленин писал: весь мир – борьба. Или это Маркс? Не помню.
– Действительно. Покой нам только снится, так что ли?
– Примерно.
– Знаешь, ты интересный собеседник, капитан, – улыбнулся Шурик. – У нас в Морозово таких днем с огнем не найти. Народ в большистве своем темный, забитый и невежественный. И лентяи – каждый второй. Не считая каждого первого пьяницы… Так что предложение насчет гостей остается в силе. Между прочим, товарищ капитан. Мы уже целых три часа знакомы, а я и Варя до сих пор не знаем, как тебя зовут. Это секрет?
– Меня зовут Ярослав. Можно просто Слава, – Охотник во второй раз пожал руку агронома, улыбнулся девушке. – Как зовут вас, я знаю. И даже знаю, где вы живете.
Дружно рассмеялись. Об украденном в трамвае кошельке с деньгами и карточками вслух уже никто не вспоминал. По крайней мере в ближайший час.
– А вот и автобус, – оживилась Варя.
К остановке, на которой уже столпилось десятка два с лишним пассажиров откровенно сельского вида – с котомками, мешками и рюкзаками – моргая сигналом поворота, подъехал скрипящий всеми сочленениями старенький синий автобус. Они вошли почти самыми последними, пропустив вперед особо нетерпеливых, активно работающих языком и локтями, боящихся не успеть крикливых теток и помятых мужиков. Таковых на остановке оказалось большинство. На трость в руке Ярослава никто из колхозников даже внимания не обратил – эка невидаль! Когда один из мужиков, пытаясь раньше соседей протиснуться к единственной узкой двери, от души засветил обитым железом краем фибрового чемодана Охотнику прямо в собранное по кусочкам колено, Ярослав едва не задохнулся от застрявшего в груди стона. Боль была адская. На глаза мгновенно навернулись слезы. Стоявший рядом Шурик все видел, все понял и, пытаясь хоть как-то поддержать побледневшего сильнее обычного Ярослава, крепко стиснул пальцами его плечо. Хороший все-таки парень, этот агроном.
Места внутри автобуса, хоть и впритык, но хватило и людям и вещам. Водитель собрал плату, выдал билеты. Выпустив облако едкого дыма и дважды чихнув, автобус медленно, словно нехотя отошел от поребрика и влился в жиденький поток бегущих вокруг площади Восстания автомобилей, взяв курс на юг…
Время в пути, как это часто случается во время приятного разговора, пролетело незаметно. Ноющая боль в колене потихоньку притупилась и почти исчезла. Когда частично опустевший автобус выполз из жиденькой березовой рощицы и начал, надрывно урча изношенным мотором, с черепашьей скоростью взбираться на высокий, так хорошо знакомый Ярославу крутой холм, весь покрытый пепелищами и изрытый воронками от снарядов, Охотник, как мог, попытался унять вдруг начавшую сотрясать все его тело противную дрожь. Но не сумел. Все внутренние органы – сердце, легкие, печень – мелко вибрировали, словно от холода. Охватившее его перед долгожданной встречей с сенсеем нешуточное волнение оказалось столь сильным, что перед ним меркли даже эмоции, испытываемые Ярославом когда-либо во время выполнения боевых заданий в глубоком тылу врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16