Он пришел тогда ко мне, свернул махорочную козью ногу и сказал мрачно:— Ну, вот и кончил университет.— Поздравляю вас, доктор, — с чувством ответил я.Перспективы у новоиспеченного доктора вырисовывались в таком виде: в здравотделе сказали: «вы свободны», в общежитии студентов-медиков сказали: «ну, теперь вы кончили, так выезжайте», в клиниках, больницах и т. под. учреждениях сказали: «сокращение штатов».Получался, в общем, полнейший мрак.После этого он исчез и утонул в московской бездне.— Значит, погиб, — спокойно констатировал я, занятый своими личными делами (т. наз. «борьба за существование»).Я доборолся до самого ноября и собирался бороться дальше, как он появился неожиданно.На плечах еще висела вытертая дрянь (бывшее студенческое пальто), но из-под нее выглядывали новенькие брюки.По одной складке, аристократически заглаженной, я безошибочно определил: куплены на Сухаревке за 75 миллионов.Он вынул футляр от шприца и угостил меня «Ирой-рассыпной».Раздавленный изумлением, я ждал объяснений. Они последовали немедленно:— Грузчиком работаю в артели. Знаешь, симпатичная такая артель — шесть студентов 5-го курса и я...— Что же вы грузите?!— Мебель в магазины. У нас уж и постоянные давальцы есть.— Сколько ж ты зарабатываешь?— Да вот за предыдущую неделю 275 лимончиков.Я мгновенно сделал перемножение 275 х 4 = 1 миллиард сто! В месяц.— А медицина?!— А медицина сама собой. Грузим раз-два в неделю. Остальное время я в клинике, рентгеном занимаюсь.— А комната?Он хихикнул.— И комната есть... Оригинально так, знаешь, вышло... Перевозили мы мебель в квартиру одной артистки. Она меня и спрашивает с удивлением: «А вы, позвольте узнать, кто на самом деле? У вас лицо такое интеллигентное». Я, говорю, доктор. Если б ты видел, что с ней сделалось!.. Чаем напоила, расспрашивала. «А где вы, говорит, живете?» А я, говорю, нигде не живу. Такое участие приняла, дай ей Бог здоровья. Через нее я и комнату получил, у ее знакомых. Только условие: чтобы я не женился!— Это что ж, артистка условие такое поставила?— Зачем артистка... Хозяева. Одному, говорят, сдадим, двоим ни в коем случае.Очарованный сказочными успехами моего приятеля, я сказал после раздумья:— Вот писали все: гнилая интеллигенция, гнилая... Ведь, пожалуй, она уже умерла. После революции народилась новая, железная интеллигенция. Она и мебель может грузить, и дрова колоть, и рентгеном заниматься.— Я верю, — продолжал я, впадая в лирический тон, — она не пропадет! Выживет!Он подтвердил, распространяя удушливые клубы «Ирой-рассыпной»:— Зачем пропадать. Пропадать мы не согласны. III. СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫЙ МАЛЬЧИК Вчера утром на Тверской я видел мальчика. За ним шла, раскрыв рты, группа ошеломленных граждан мужского и женского пола и тянулась вереница пустых извозчиков, как за покойником.Со встречного трамвая № б свешивались пассажиры и указывали на мальчика пальцами. Утверждать не стану, но мне показалось, что торговка яблоками у дома №73 зарыдала от счастья, а зазевавшийся шофер срезал угол и чуть не угодил в участок.Лишь протерев глаза, я понял, в чем дело.У мальчика на животе не было лотка с сахариновым ирисом, и мальчик не выл диким голосом:— Посольские! Ява!! Мурсал!!! Газетатачкапрокатываетвсех!..Мальчик не вырывал из рук у другого мальчика скомканных лимонов и не лягал его ногами. У мальчика не было во рту папиросы. Мальчик не ругался скверными словами.Мальчик не входил в трамвай в живописных лохмотьях и, фальшиво бегая по сытым лицам спекулянтов, не гнусил:— Пода-айте... Христа ради...Нет, граждане. Этот единственный, впервые встретившийся мне мальчик шел, степенно покачиваясь и не спеша, в прекрасной уютной шапке с наушниками, и на лице у него были написаны все добродетели, какие только могут быть у мальчика 11—12 лет.Нет, не мальчик это был. Это был чистой воды херувим в теплых перчатках и валенках. И на спине у херувима был р-а-н-е-ц, из которого торчал уголок измызганного задачника.Мальчик шел в школу 1-й степени у-ч-и-т-ь-с-я.Довольно. Точка. IV. ТРИЛЛИОНЕР Отправился я к знакомым нэпманам. Надоело мне бывать у писателей. Богема хороша только у Мюрже Богема хороша только у Мюрже... — Мюрже Акри (1822—1861), французский писатель. Его книга «Сцены из жизни богемы» (1851) послужила основой для опер Дж. Пуччини (1858-1924) «Богема» (1895) и Р. Леонкавалло (1857-1919) «Богема» (1897).

— красное вино, барышни... Московская же литературная богема угнетает.Придешь, и — или попросят сесть на ящик, а в ящике — ржавые гвозди, или чаю нет, или чай есть, но сахару нет, или в соседней комнате хозяйка квартиры варит самогон и туда шмыгают какие-то люди с распухшими лицами, и сидишь, как на иголках, потому что боишься, что придут — распухших арестовывать и тебя захватят, или (хуже всего) молодые поэты начнут свои стихи читать. Один, потом другой, потом третий... Словом — нестерпимая обстановка.У нэпманов оказалось до чрезвычайности хорошо. Чай, лимон, печенье, горничная, всюду пахнет духами, серебряные ложки (примечание для испуганного иностранца: платоническое удовольствие), на пианино дочь играет «Молитву девы», диван, «не хотите ли со сливками», никто стихов не читает и т.д.Единственное неудобство: в зеркальных отражениях маленькая дырка на твоих штанах превращается в дырищу величиной с чайное блюдечко, и приходится прикрывать ее ладонью, а чай мешать левой рукой. А хозяйка, очаровательно улыбаясь, говорит:— Вы очень милый и интересный, но почему вы не купите себе новые брюки? А заодно и шапку...После этого «заодно» я подавился чаем, и золотушная «Молитва девы» показалась мне данс-макабром {1} {1}
Пляской смерти (от фр.
1 2 3 4 5 6 7