Примо помог ему выпрямиться, и Радомир нервно одернул свой костюм.
– Садитесь, синьор Радомир, – сказал гондольер.
Радомир отказался. В конце концов, он – не турист. Только туристы не способны удержаться в гондоле на ногах. Ванда незаметно заняла позицию сзади, чтобы в любую минуту удержать его. Маленький толстый гондольер остался на корме, а Примо работал веслом на носу. Было очень ветрено, и ему пришлось изо всей силы работать веслом, чтобы пересечь канал перед вапоретто. Его фигура излучала силу, а лицо – женственное обаяние.
– Bellissimo, – сказал Радомир и сжал руку Ванды. – Bellissimo.
Выбираясь из лодки, он ухватился за руку Примо и заглянул ему прямо в глаза, слегка споткнувшись.
– Завтра вы тоже будете, Примо? – спросил он таким голосом, будто от этого зависела его жизнь.
– Разумеется, синьор Радомир, завтра, и послезавтра, и всю неделю.
– Bellissimo, – выдохнул Радомир.
Ванду глубоко тронула эта сцена.
– Боже мой, Радомир, – сказала она, – ты так восхищаешься простолюдином, это поразительно.
Радомир мечтательно улыбнулся.
– Это же моя страсть – цивилизовывать простой народ.

5

Первый рабочий день Ванды в Восточном музее. О том, как Ванда познакомилась с человеком в шапочке, и о том, что значат для Венеции пятьдесят баварцев

Как и в каждое утро со дня ее приезда в Венецию, в этот день Ванда проснулась со смешанными чувствами. Ее удивило, что палаццо стоит на том же месте, что и вчера. Венеция дрейфует, и, находясь в ней, невозможно быть уверенным, что не проснешься на другом берегу Адриатики или где-нибудь посередине Атлантического океана! Ванда плохо спала, голуби, свившие гнездо на стропилах под крышей, всю ночь хлопали крыльями над ее головой. Полусонная, она пошла выпила стакан воды и попыталась унять кашель.
Мария сидела на кухне и курила, склонившись над своим любимым чтивом – «Загадки на неделю». Разгадыванием кроссвордов и вписыванием в клеточки угаданных слов она занималась только тогда, когда была в плохом настроении. В обычное время она с наслаждением читала этот сборник загадок и вопросов викторин. Там были загадки-перевертыши, загадки с ключами-подсказками, загадки, в которых из отдельных слогов нужно было составить пословицу или поговорку, загадки с числами, математические и ботанические загадки. Она изучала каждую страницу так напряженно внимательно, будто это было послание, доступное только посвященным. Время от времени она посмеивалась, цокала языком, когда читала что-то особенно захватывающее, или делала губами «пф-пф», если не соглашалась с формулировкой вопроса.
По утрам Ванда жаждала новостей, с Марией же всякое общение было утомительным. И не только по утрам. На кухне всегда было слышно, как она курит. Ванде еще не приходилось встречать другого человека, который курил бы так же шумно, как Мария. Она выдыхала дым с таким грудным хрипом, будто бежала марафон.
– Мария, ты ведь знаешь историю Палаццо Дарио, – заискивающе сказала Ванда в надежде узнать хоть что-то, что подтвердило бы или опровергло рассказ ее попутчика. Мария ничего не ответила.
– Что там было на самом деле с этим проклятием? – добавила Ванда.
– Предшественники Радомира умирали здесь своей смертью или нет? – не отставала Ванда.
Мария затянулась сигаретой.
– Корабль, утонувший в 1912 году. Семь букв.
– «Титаник», – сказала Ванда.
– Не вареное, не печеное, не жареное. Пять букв.
– Сырье, – ответила Ванда.
– Сырье? – переспросила Мария.
– Да, сырье, – нетерпеливо проговорила Ванда. – Так что тут происходит с владельцами Палаццо Дарио?
– Опасная хищная рыба. Пять букв. Пятая буква «а».
– Акула? – ответила Ванда.
– Акула? – задумчиво переспросила Мария и сердито затянулась сигаретой. – Всего-то! Я всегда говорила, кроссворды придумали не для того, чтобы их по-настоящему решать.
Ванда встала. К черту проклятие. И махнула на это рукой.
Чуть позже она уже шла через Кампиелло Барбаро, направляясь к Академии, и еще через несколько минут села в переполненный вапаретто, который следовал на другой берег к Сан Стае. Она чувствовала себя, словно это был ее первый день в новой школе. Ее сжигало любопытство по поводу того, что принесет ей новая работа. Тот, кто хотел посетить Восточный музей, должен был зарегистрироваться у привратника Ка Пезаро.
– Chiuso per restauro закрыто на ремонт (ит.).

, – сказал он, прежде чем Ванда успела что-либо вымолвить.
– У меня назначена встреча с доктором Морозини.
– Ах вот что, – кивнул привратник и смиренно вздохнул, взяв лежащее рядом переговорное устройство.
– О-хой! Просыпайся, Марио, к тебе гости.
Его «о-хой» прозвучало будто он был гондольером, оповещавшим своим криком приближение к перекрестку.
«Должно быть, в этом музее не так уж много посетителей», – подумала Ванда. Ожидая, когда ее примут, она прохаживалась по залу, чтобы согреть ноги. Наконец за колоннами что-то зашуршало, и в коридор вышла женщина, укутанная, как в кокон, в шерсть неоново-желтого цвета. Свои обязанности она выполняла с явным неудовольствием: нехотя подошла к лифту, со вздохом нажала кнопку вызова и, пока он спускался, рассматривала носы своих туфель. Кивком головы она пригласила Ванду войти в кабину и нажала кнопку четвертого этажа. Молча, уставившись в потолок, они поднялись наверх.
В окошке кассы сидел человечек в пуховике. На его голове была шерстяная шапочка, а нос на его лице казался вообще посторонним, будто он подобрал его по дороге на работу и надел, чтобы примерить, – греческий профиль на лице дворника. Руки он прятал в перчатки со срезанными кончиками пальцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81