Морда лица красная, кулаки сжимаются и разжимаются, разорвал бы автора, кабы в теме был — кто… Кишка тонка! А вот курсант Кентаринов, в отличие от ротного капрала Гмыри, в теме дальше некуда!
И весь остаток дня Кирилл раздумывал: стоит или не стоит идти к Догу. Едва сопло не рвал. И в конце концов решил: не стоит… Угрозы ротного могли быть пустым трепом, и хорош он, курсант Кентаринов, будет, если купится на такой летучий мусор! Вот если Гмыря и на самом деле начнет выделываться, тогда посмотрим. В конце концов оказаться крайним никогда не поздно. Ржавые пистоны никуда не убегут… А может, капраловы черные обещания — и вообще проверка боевого духа подчиненных. Мол, поглядим: не найдется ли среди личного состава мозглячок, который бросится стучать на товарищей из простой боязни обещанных с воспитательной целью придирок…
Не-е-е, капрал, нашего брата на такой мусор не заловишь!
Стерва Зина, помнится, на полдня поставила его в Темный Угол, чтобы выяснить, кто узнал пароль и заказал по сетевому снабжению шоколад, вишневый сок и булочки со сливками. Но ни Кирилл, ни Степка Яровой так и не признались. Это потом уже Степка проболтался, исключительно сдуру. Именно проболтался, а не признался. Слишком глупы они были, чтобы распознать хитроумную ловушку, когда Стерва Зина предложила решить задачку по режимам сетевого снабжения… Ведь ни Степке, ни Кириллу и в голову не пришло, что о режимах знают только те, кто пользовался приемным ресивером, а детей к ресиверам не подпускают. Кирилл бы тоже проболтался, но Стерва Зина задала Степке задачу раньше, а прочих, когда Степку словила, и проверять, дура, не стала. Степка проболтался в общем смысле — про Кирилла он ни слова не сказал…
И склониться сейчас перед Догом было все равно что выдать Степку. Но с другой стороны, ротный капрал мимо мишеней палить не будет — уж коли обещал курсантам ржавые пистоны, то за ним дело не станет…
В размышлениях прошли занятия по стрелковому вооружению и тактической подготовке. В размышлениях прошел обед и короткое послеобеденное личное время. В размышлениях прошли тренинги второй половины дня и строевые экзерсисы. Решая тактические задачи, поглощая наперченый борщ со сметаной и печатая строевой шаг на плацу, Кирилл ломал голову — ждать, пока неприятности обойдут тебя стороной, или идти им навстречу?
Оторвал парня от этих мучений вызов.
Кирилл сидел после ужина в курилке (внешне — вместе с товарищами; внутренне — один на один с собственным "я"), когда рядом вспыхнул в воздухе видеопласт.
— Курсант Кентаринов! — В видеопласте появилось изображение прапора Оженкова.
В первый момент Кирилла тряхануло стрёмом, но потом он вспомнил, какой сегодня день, и успокоился: Оженков должен был вызвать его в любом случае. Иначе с какой стати курсанту заявляться к прапору без вызова?…
— Я! — Кирилл вскочил со скамейки и вытянулся.
— Ко мне!
— Есть.
«Ко мне» в данном случае означало «в комнату прапорщика». И вовсе не за ржавыми пистонами!
Кирилл едва не бежал по песчаной дорожке, и тени тянулись перед ним, как указующий дорогу перст. Ветерок шевелил листву платанов, высаженных вдоль дорожек. Душу снедало предвкушение. Не худшее чувство из тех, что существуют в жизни. И уж всяко много лучше того, что испытывает Спиря ко Ксанке, пропади она пропадом, в самом-то деле!…
Едва Кирилл приблизился к двери Оженкова, она приглашающе распахнулась. Кирилл вошел, вытянулся, доложил по уставу:
— Господин прапорщик, курсант Кентаринов по вашему приказанию явился!
Оженков молча кивнул в сторону шеридана. Кирилл сел в кресло, протянул руки к виртуальной клаве и, набрав серию паролей, перевел на «до востребования» двадцать кредов со своего счета. Потом привычно просмотрел уже открытый прапором каталог предложений и сделал выбор на следующий раз:
— Модель тринадцать-пятьдесят.
Оженков кивнул и, достав из сейфа «шайбу», заказанную Кириллом неделю назад, сказал:
— Странный вы парень, курсант! Там, — он кивнул в сторону окна, — их сотни, и любая ни стоила бы ни гроша.
— Любая мне не нужна, — ответил Кирилл, стараясь, чтобы не выдать голосом предвкушение. — А подходящей не находится.
— Уж больно вы привередливы, Кентаринов! — Прапор протянул «шайбу» на раскрытой ладони. — Разоритесь!
— Помирать — так с музыкой, любить — так королеву!
Эту фразу Кирилл не раз слышал от Спири. Под королевой тот, разумеется, понимал исключительно Ксанку.
— Ну-ну! — хмыкнул прапор. — Пока есть деньги, будут и королевы.
— Пока мы живы, деньги будут!
Прапорщик хмыкнул:
— Деньги будут, пока руки-ноги целы.
— А без рук-ног и деньги не понадобятся!
Прапор снова хмыкнул и промолчал. И правильно сделал — Кириллу сейчас не нужны были воспитательные речи. От предвкушения едва не трясло.
Кирилл сжал «шайбу» пальцами и снял с ладони Оженкова. «Шайба» была гладкой. Будто аккумуляторная батарея от трибэшника…
Душа тут же запела.
— Разрешите идти?
— Ступайте, курсант. До отбоя времени достаточно. Личный час…
Кирилл отдал прапору честь и ринулся в сторону санблока. Дрожа от возбуждения, ворвался в раздевалку душевой, скинул одежду и, сжимая в потной ладони «шайбу», влетел в кабинку туалета. Пальцы тряслись так, что он едва не выронил гладкий кругляш. Даже на сердце похолодело — удар о пол означал бы, что два десятка кредов выброшены на ветер… Впрочем, причем тут креды? Мечта дороже денег, а несбывшаяся мечта дороже любых денег! А сбывшаяся… Сейчас… сейчас, обрезок… Запереть дверь кабинки… И воткнуть хоботок «шайбы» в штек над правым ухом…
— Как же долго я тебя ждала, мой сладкий!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14