значит, либо ты обдолбанный, ли
бо залетел . Ёб твою мать, какое блядство. Надо рыть отсюда, куда
глаза глядят. Жизнь проста, когда я злой. Я просто знаю, что надо делать, иду
, блядь, и делаю. Трусики, блядь.
Вот еще, послушайте, что я знаю: у любителей повертеть ножами, вроде моей м
атушки, в жизни, кроме сна, есть одно-единственное главное занятие. Они пл
етут из говна большие такие, влажно поблескивающие сети. Как пауки. Нет, пр
авда. Сколько ни есть во вселенной слов, словечек и словишек, они любое миг
ом переадресуют аккурат тебе в спину. Так что в конце концов уже не важно,
что ты говоришь, ты просто чувствуешь каждое слово сквозь лезвие. Типа: «Г
лянь, вот это машина!» Ц «Ага, того самого же цвета, что свитер, котор
ый ты порвал на рождественском празднике, помнишь?» Я уже давно усп
ел усвоить, что родители всегда одерживают верх потому, что с самого твое
го рождения собирают базу данных, в которую заносят каждую сделанную тоб
ой дрянь или глупость, и в любой момент готовы пустить ее в дело. Глазом мо
ргнуть не успеешь, а тебя уже срезали, как миленького; только подумаешь, че
м бы таким в них запустить, глядь, а тебя уже возят лицом по асфальту.
А когда им нечего делать, они ебут тебя просто от нечего делать. Чтобы глян
ец не тускнел.
Я останавливаюсь как вкопанный. Из-за поворота, скрипя на ходу, выкатывае
тся нечто. Красный фургон, от которого вниз по склону вихрем катятся зави
точки сизого дыма. Я, как старый маразматик, который не помнит, чего ему лу
чше не делать и с кем ему лучше не связываться, киваю головой на слово, нап
исанное на моей отчаянно красной футболке. «Опа-на», Ц издалека читает Л
алли. Он притормаживает со скрежетом и ладонью выдавливает вниз боковое
стекло с электроподъемником. Механизм тикает в ускоренном темпе, ровнех
онько совпадая с ритмом моего собственного сердца: тик-тик-тик.
Ц А, командир!
Я машу ему рукой с таким выражением на лице, как будто продаю холодильник
и в «Мини-Марте» или еще того хуже. Надо было бы сбросить дурь прямо здесь
же, на месте, но собаки слишком близко. Учуют, суки. К тому же я вообще по жиз
ни человек не настолько решительный, по крайней мере в тех случаях, когда
злость уже испарилась, а проблем полны штаны. Меня это просто убивает. Нуж
но быть Ван Даммом, чтобы сбрасывать наркоту прямо здесь и сейчас.
Лалли смотрит мне в глаза.
Ц Видал вон тех копов? Они прямиком с твоего домашнего адреса. Давай сади
сь.
По полу перекатываются пузырьки с женьшенем, а мы Ц огородами-огородам
и Ц едем домой.
Ц А где остальная часть твоей головы? Ц Лалли смотрится в зеркало задне
го вида и приглаживает брови. Это зеркальце у него явно не для того, чтобы
смотреть на дорогу.
Ц Не спрашивай.
Ц Ты куда-то намылился?
Ц В Суринам.
Он смеется.
Ц А как ты сюда-то добрался? Я не слышал утром, чтобы от дома отъезжала маш
ина…
Ц Мы пешком пришли.
Надо было сказать, что матушкина машина в мастерской. Вот только она не в м
астерской. Она ушла на покупку нового ковра для гостиной, того самого, об к
оторый Брэд вытирает пальцы.
Ц А как ты думаешь, что нужно этим копам?
Ц Меня обшманать.
Ц Ц-ц. Ц Лалли качает головой. Ц Час от часу не легче. Послушай моего сов
ета: я мог бы к концу дня сделать репортаж, а к вечеру он был бы уже в эфире В
ерн! Мне кажется, настало время рассказать, как все было на самом деле. Тво
ю истинную, настоящую историю.
Ц Может, оно и так, Ц говорю я и стараюсь посильнее растечься по сиденью.
И чувствую, что Лалли внимательно за мной наблюдает.
Ц Тебе не нужно будет даже появляться в кадре, картинку я сделаю. Друзья,
родные. Камера на товьсь, командир. Только свистни.
Я слышу, что говорит Лалли, но молчу. Больше всего на свете мне хочется, что
бы Мэрион Кастетт рассказал свою историю. Он знает, что я чист,
он там был. Это же уму непостижимо, я, значит, верчусь, как карась на сковоро
дке, при том, что у меня и без того есть о чем подумать, семейные тайны и все
такое, а он где-то прохлаждается и имеет, падаль, право хранить молчание. В
смысле, ему -то что скрывать?
На фальшивой ноте от кашляющего вдалеке оркестра мясокомбината мы, в вих
ре ошметков от опавших листьев, вылетаем на Беула-драйв. С тех пор как я в п
оследний раз здесь был, вокруг нефтяной качалки успела вырасти целая дет
ская ярмарка. На одном лотке продают гордость Мученио, специальные фарту
ки для барбекю, как у Пам. У соседнего репортерская публика покупает каки
е-то дешевые сласти из Хьюстона и платит по доллару за штуку. Один из тех, к
то продает сладости, мрачно завязывает на себе фартук. Продавцы фартуков
мрачно жуют сладости. Выражение, которое вы можете лицезреть на моей физ
иономии, называется Трахнутая Мартышка. Предназначено специально для т
ех случаев, когда жизнь вокруг тебя катится псу под хвост, а ты стоишь, как
дурак, и не можешь пошевелиться. Вот, к примеру, вокруг нашего богомола усп
ел вырасти целый базар, а у меня все те же нерешенные проблемы, что и утром.
Я просто роняю голову и принимаюсь гонять ногой по полу пузырьки с женьш
енем.
Ц Бери один, Ц говорит Лалли.
Ц Что?
Ц Возьми женьшень, выпей, глядишь, сил прибавится.
И как только он договаривает эту фразу, я замечаю, что у женьшеня и у зажат
ых у меня в руке таблеток кислоты один и тот же ссаный цвет. Даже оттенок о
дин. Собаки сквозь женьшень ни в жисть ничего не учуют. Я тянусь за пузырьк
ом, но тут Лалли шарашит по тормозам, чтобы объехать сбежавшего от товари
щей плюшевого мишку под Лечугиной ивой; я теряю равновесие, и из руки у мен
я сыплются сигареты с травкой.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18