Коллеги его не любили.
– Привет, – сказал Реджи. – Я…
– Знаю я, кто ты такой, а ты знаешь, кто я, – сказал Мордекай. – Так что давай обойдемся без китайских церемоний, тем более что время ритуалов нашего ордена уже давно прошло. Ужинать будешь?
– Не откажусь.
– Тогда подстрели себе кого-нибудь, – ухмыльнулся Мордекай и тут же добавил: – Шучу. Утром я ухлопал кабана. Думаю, что этого мяса хватит до конца жизни. Нам обоим.
– Ты столь пессимистично настроен? – произнес Реджи, присаживаясь на ствол поваленного дерева.
– Времена оптимистов тоже прошли, – сказал Мордекай. – Неужели ребята тебе ничего не объяснили?
– Нет. Только посоветовали проваливать.
– А сам ты не допер?
– Нет.
– Неужели ты не слышал старых легенд?
– Легенды – это не по моей части. Вот если надо кого пристрелить…
– Это да, – сказал Мордекай. – Если надо кого пристрелить, то это к тебе. Ты ж у нас такой. Снайпер, твою налево. Любого на раз положишь.
– Э… – сказал Реджи. – Типа того.
– Мне любопытно, – сказал Мордекай, – почему наши бравые парни тебя отпустили? Почему не попытались тебя убить?
– Полагаю, не захотели связываться. Они меня боятся, – не без гордости сказал Реджи.
– Я тебя не боюсь, – сказал Мордекай.
– Значит, ты попробуешь меня убить?
– А смысл? – вздохнул Мордекай. – Была б у меня возможность, я бы тебя придушил при рождении. А сейчас уже поздно.
– Почему вы все вините меня в своих бедах? – поинтересовался Реджи.
– Только потому, что ты в них виноват, – сказал Мордекай. – Эти чертовы двери появились из-за тебя. Кстати, сядь чуть левее, чтобы мне не был виден твой экземпляр. Он меня раздражает.
К своей собственной двери Мордекай сидел спиной.
– Ты знаешь, что оттуда выйдет? – спросил Реджи.
– Погибель, – сказал Мордекай.
– Тогда я бы предпочел не прозевать тот момент, когда дверь откроется.
– Без толку, – сказал Мордекай. – С ним справиться невозможно.
– С кем «с ним»?
– С тем, кто выйдет из этой двери, – доходчиво объяснил Мордекай.
– А нельзя ли внести в этот вопрос немного конкретики? – спросил Реджи.
– Можно, – сказал Мордекай.
Он снял истекающее соком мясо с огня, разрезал его на два неравных куска и меньший отдал Реджи вместе с куском хлеба. Этого меньшего куска Реджи хватило бы на два дня.
– Сколько народу там собралось? – спросил Мордекай. Реджи догадался, что его спрашивают о компании, которую он миновал прошлой ночью.
– Двенадцать, – сказал Реджи.
– Довольно много.
– Почему ты не с ними?
– Не люблю толпы, – сказал Мордекай. – Смерть – дело сугубо личное и индивидуальное.
– Двенадцать – это еще не толпа.
– Больше трех – это уже толпа, – сказал Мордекай. – А интеллект толпы равен половине интеллекта самого тупого индивидуума, в эту толпу входящего.
– Нельзя ли вернуться к вопросу о том, кто появится из этой двери? – спросил Реджи.
– Молодежь, – вздохнул Мордекай. – Ничего не знают, самим соображать лень, ждут, пока кто-нибудь старый и мудрый все им на блюдечке преподнесет.
– Это ты, что ли, старый? – уточнил Реджи.
– А то.
– И ты мудрый?
– Ну да.
– Только блюдечка я тут не вижу, – сказал Реджи. – Ну насколько ты мудрый, объективно ответить ты сам не сможешь. А насколько ты старый?
– Я – самый старый из живущих ныне стрелков, – сказал Мордекай.
Реджи вспомнил стариков, с которыми… Которых он поубивал в Обители, на ступенях храма Святого Роланда. Пожалуй, они могли быть постарше Мордекая. Только вот к ныне живущим их никак нельзя было отнести.
Тем не менее Реджи скептически отреагировал на заявление Мордекая.
– Самый старый, значит? – спросил он. – Может быть, ты и Гилеад видел?
– Гилеада не видел, врать не буду. А вот с Роландом встречаться доводилось.
– Со Святым Роландом? – уточнил Реджи.
– Тогда он еще не был святым, – сказал Мордекай. – Сомневаюсь, что его вообще можно так называть. Если рассматривать его поведение с точки зрения общепринятых моральных ценностей, он был тем еще мерзавцем. Впрочем, я подозреваю, что он до сих пор им и остается.
– По-моему, ты малость преувеличиваешь, – сказал Реджи. – Роланд, конечно, личность легендарная, но я не думаю, что он бессмертен.
– Я и не утверждал, что он бессмертен, – сказал Мордекай. – Я только предположил, что он может быть до сих пор жив.
– Сие есть абсурд, – твердо сказал Реджи. – Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
– Хе, – сказал Мордекай. – Если бы мне давали доллар каждый раз, когда кто-то говорит «не может быть» относительно вполне вероятных вещей, у меня было бы уже долларов двадцать. А может быть, даже двадцать пять.
– А револьверы? – не сдавался Реджи. – Если Святой Роланд жив, то почему его револьверы хранились у нас в ордене? Что же он за стрелок без револьверов?
– А почему ты думаешь, что это были его револьверы? – спросил Мордекай.
– Как это? – опешил Реджи. – А чьи?
– Подозреваю, что ничьи, – сказал Мордекай. – Это просто копии. Подделки.
– А как же… Но зачем?
– Давай я тебе кое-что объясню, мальчик, – сказал Мордекай. – Вообще-то сие есть секретная и не подлежащая разглашению информация, но раз уж ордену все равно конец и мы с тобой тоже скоро помрем… Как ты думаешь, кто основал наш орден?
– Как кто? Святой Роланд и его ученик Калаш Ворошило…
– У Роланда, которого ты постоянно и ошибочно именуешь святым, никогда не было ученика по имени Калаш Ворошило. И, немного переиначив фразу, Калаш Ворошило никогда не был учеником Роланда.
– Я не понимаю…
– Естественно, ты не понимаешь, – сказал Мордекай. Разговаривая, он с аппетитом ел, и мясной сок тек по его подбородку, капая на черную рубашку и могучую волосатую грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88