Над болотом клубился туман, образуя причудливые фигуры. Пронизанные лунным светом, они казались живыми. Мир был поделен на два цвета. Белый и черный. Черное небо с белой луной. Белое болото с черными провалами незамерзающей воды, над которыми танцевали туманные столбы, черные стволы деревьев, черные росчерки высохшего тростника и белый, белый иней…
Не знаю, сколько я так просидела. Затем, словно бы из ниоткуда, возник Астен. Видимо, ему тоже не хотелось никого видеть, а я заняла его излюбленное место на стволе сломанного давнишней бурей бука. Принц-Лебедь кивнул мне и, плотнее закутавшись в серебристый плащ, превращавший его в невидимку, уселся прямо на землю в тени ивняка. Мы молчали, да и о чем мы могли бы говорить? Почти полная луна медленно ползла среди холодных звезд. Было до невозможности тихо, а потом раздался легкий шорох, и рука Астена столкнула меня с бревна на припорошенные робким первым снегом смерзшиеся листья. Я ничего не успела толком понять, а эльф уже лежал рядом, прикрывая меня собой. Затем он приподнялся на локте, и тут нас окружило огненное кольцо, отделив от окружающего мира. Ревущее пламя стягивалось вокруг нас. Я повела себя вполне в своем духе, а именно застыла в изумлении и могла только смотреть, как вскочивший на ноги Астен сплетал и расплетал пальцы, что-то выкрикивая. Его усилия увенчались успехом. Лепестки огня перестали тянуться к нашим лицам, они устремились вверх, малиновое свечение сменилось ярко-синим, и мне показалось, что я внутри колодца, стены которого сделаны из раскаленного летнего неба.
Я так и не поняла, сколько мы просидели в огненном плену. Вернее, это я сидела у ног Астена, а он стоял, удерживая огонь на расстоянии, и время от времени ободряюще мне улыбался. Затем пламя вновь стало меняться – передо мной пронеслись все цвета радуги, затем огонь стал белоснежным, как крыло лебедя в солнечном свете, и погас. Мы вновь стояли на поляне на краю болота, но уже не одни. Эмзар и с ним десяток эльфов с беспокойством всматривались в наши лица.
– Все в порядке, – Астен попытался улыбнуться, но когда он сделал шаг вперед, его повело в сторону, и я невольно подхватила его под локоть.
– Вас пытались убить, – Эмзар не столько спрашивал, сколько утверждал.
– Не меня – ее, – Астен кивнул в мою сторону, – за ней, видимо, следили. Я подошел позже, с другой стороны… Они меня не видели, иначе… Иначе не пустили бы в ход это заклятье… Но они его держали долго. Во всяком случае, достаточно, чтоб от нее не осталось даже пепла.
– Что ж, придется вспомнить, кого не было в этот вечер в Доме Журавля. Или кто ушел оттуда сразу же за ней, – Эмзар взял меня за руку. – Идем.
Я повиновалась. Да и что мне оставалось делать. Не появись Астен, я была бы уже мертва, что не было бы такой уж большой потерей для этого мира, если б не развязывало руки, рога, или что там у него есть, Белому Оленю. Так что, как это ни печально, моя жизнь нынче принадлежала не мне, мне же оставалось лишь слушать тех, кто умнее и сильнее.
Я давно так себя не ненавидела. Из-за охоты, которую развязали за мной эти твари, гибли те, кто достоин жизни и счастья, а я даже защитить себя не могла. Тоже мне, Эстель Оскора, «право выбора» и так далее! Что я могу выбрать, когда магии во мне не больше, чем в лягушонке? Я тупо молчала, пока мы шли к Лебединому Чертогу, пока Эмзар и Астен сосредоточенно проверяли всяческие наблюдающие, отпирающие и запирающие заклятия и расставляли стражей. Наконец мы остались одни. В обитой розовым атласом комнате было тепло, даже жарко, а у меня зуб на зуб не попадал. Со стороны это, видимо, выглядело вполне отвратительно, потому что Эмзар плеснул в кубок какого-то зелья, что-то ему шепнул, отчего кубок окутало рубиновое сияние, и велел мне выпить.
Я опять повиновалась. Положительно, в этот вечер я не была способна не только что колдовать или размышлять о том, что творится кругом, но вообще делать что-то осмысленное. Снадобье было горьковатым и пахло чем-то, напоминающим полынь с примесью меда. Дрожать я перестала, зато у меня подкосились ноги, и, буквально упав в подставленное Астеном кресло, я словно бы со стороны смотрела на двоих эльфов, темноволосого и белокурого. Без сомнения, в этот миг решалась моя судьба, но мне было как-то безразлично.
– Все же эалиа[42] на нее, похоже, действует…
– Я поостерегся бы давать ей это зелье, – Астен был явно недоволен. Отец Романа, добровольно взваливший на свои плечи ответственность за дурацкий трофей своего сына, беспокоился о моем бесценном здоровье куда больше, чем я сама.
2228 год от В.И.
Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.
Эланд. Идакона
Поленья весело потрескивали, выстреливая золотистыми искрами. Рене Аррой ногой отодвинул каминный экран и с наслаждением протянул руки к огню. Наконец-то он остался один. Впервые за много ор можно не ощущать на себе тревожные или вопрошающие взгляды, не ловить себя на каждом слове, не убеждать себя и других, что все в порядке.
Врать адмирал никогда не любил. Он не лгал своим женщинам и всегда получал от них что хотел. Он не скрывал правду о своих безумных предприятиях от товарищей, и те шли за ним в огонь и в воду. Даже занявшись политикой, герцог старался быть по возможности честным и с друзьями и с врагами. До поры до времени это себя оправдывало. Именно неприятие лжи и фальши заставляло Рене держаться подальше и от клириков с синяками, и от придворных интриганов всех мастей. И вот теперь на сорок восьмом году жизни он лгал ежечасно, старательно и последовательно.
С тех пор как, кивнув на прощание Рамиэрлю, герцог вскочил на спину Гибу, он ни с кем не мог быть полностью откровенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49