Сразу дала знать о себе боль в изодранных руках и стало очень, очень холодно. Тот, кто в меня вселился, видимо, устал и махнул на все рукой. Вот тут бы и лечь у свежей могилы да заснуть навеки, но сидящее во мне упрямство, как всегда неожиданно, вскинулось на дыбы. Я должна была выжить и добраться до Рене Арроя! Иначе Астен погиб зря, а уж этого-то я допустить никак не могла.
Я решительно обыскала всех покойников еще раз и собрала то, что мне могло пригодиться и что я могла унести с собой. Белый плащ Аутондиэли, отороченный каким-то странным серебристым мехом, пришелся мне впору, и я, не дрогнув, тотчас его надела. Отыскалась и пара фляжек странноватого эльфийского напитка, отгоняющего усталость, и куча всякой мелочи типа колец, медальонов и амулетов. Некоторые из них наверняка имели какую-то силу, и я прихватила их с собой – если мне доведется увидеть Романа (а я должна дожить до этой встречи хотя бы для того, чтоб рассказать ему правду о том, что произошло сегодня), я отдам ему весь этот скарб. Пусть он сам разбирается с ним в меру своих знаний и понятий, а мне надо было идти.
К счастью, я достаточно хорошо знала звездное небо, по крайней мере, достаточно, чтобы идти к морю, никуда особо не сворачивая. Первые люди, к которым я могу обратиться, должны быть эландцами. Так решил Астен, и мне оставалось только следовать его решению. Я в последний раз оглянулась на сверкающий холмик в чаще леса и зашагала на северо-запад. Впереди у нас с Преданным была целая зима…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТАЛАЯ ВОДА

Словно вся прапамять в сознание
Раскаленной лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила.
А.Ахматова
Глава 6

2229 год от В.И.
1-й день месяца Агнца.
Святой город Кантиска
Почерк у кардинала Таянского и Эландского был под стать ему самому – крупный и красивый. Во всяком случае, много красивее быстрых летящих каракулей Его Преосвященства, которые тот и сам не всегда мог сразу разобрать, особенно по прошествии времени. Читать письма Максимилиана было бы сплошным удовольствием, если б не новости, которые тот сообщал. Кардинал писал образно и емко, опуская присущую большинству клириков витиеватость и ссылки на Книгу Книг[56]. Разумеется, в своем официальном послании Конклаву Максимилиан соблюдал все каноны, но в личном, глубоко секретном послании Архипастырю был предельно откровенен, за что Феликс, не терпевший велеречивости и хождения вокруг да около, был своему единомышленнику и соратнику глубоко признателен. Вообще-то, говоря по чести, обаятельный, глубоко начитанный Максимилиан, с детства готовившийся к церковной карьере, был бы на месте Архипастыря уместнее резковатого, замкнутого Феликса; судьбе же было угодно вручить Посох[57] бывшему воину; и будь тот настроен более мистически, непременно углядел бы в этом волю провидения. Ибо приближалась война.
Феликс машинально поправил свечу в атэвском подсвечнике, изображавшем готового вспорхнуть голубя. Занятно, но у атэвов эта птица символизировала плотскую любовь, а Церковь Единая и Единственная видела в ней символ целомудрия и одно из воплощений Духа. Рассеянно улыбнувшись и погладив правую руку – привычка, возникшая от постоянного желания убедиться, что он больше не калека, Архипастырь склонился над письмом.
«Дела, дорогой друг, – писал Максимилиан, – оставляют желать много лучшего, хотя назвать их безнадежными я бы тоже не торопился. Когда я согласился приехать в Эланд, то полагал, что вы преувеличиваете достоинства герцога Рене и его влияние на жителей государства, но оказалось, что вы их недооценили. Рене Аррой – истинный вождь, которого обожают все его подданные (хотя это слово к жителям Полуострова вряд ли подходит) от мала до велика. Причем Аррой ничего не делает, чтоб завоевать эту любовь и поклонение.
Каюсь, мой дорогой друг, и я сам попал под обаяние этой неординарной личности и теперь вполне представляю, каким мог быть император Анхель[58] в лучшие свои годы. Не скрою, если бы не это обстоятельство, я бы счел положение Гнезда Альбатроса совершенно безнадежным, но все равно без помощи нам (видите, любезный Феликс, я уже не отделяю себя от своей строптивой паствы) долго не продержаться. Вести из Таяны самые тревожные.
Не знаю, сохранились ли те источники информации, которыми располагала Церковь в Гелани, очень бы хотелось, чтобы это было так, но самозванец Тиберий находится полностью под влиянием самозваного же регента и, видимо, сообщил тому все известные ему как клирику высокого ранга тайны Церкви. Остается надеяться, что покойный Иннокентий делился со своим окружением далеко не всеми секретами. Тем не менее вред Тиберий и последовавшие за ним уже принесли и еще принесут немало. Когда настанет день расплаты, я сам буду свидетельствовать перед Конклавом против них и с чистой совестью передам эту клику в руки Скорбящих Братьев[59]. Но вернемся к делам нашим.
Если я передаю сведения, уже известные в ваших южных краях, просто пропустите эти строки, хотя я почти уверен, что то, что я расскажу, станет для вас столь же неприятной новостью, как и для меня.
Начну с того, что у нас появился некий таинственный друг, присылающий голубиной почтой послания, подписанные «Эмико», в которых содержатся сведения исключительной важности. Кроме того, совершенно очевидно, что Рене имеет в Таяне своих прознатчиков, имена которых держатся в строжайшей тайне, за что я его не виню. Люди, помогающие нам из логова зверя, заслуживают того, чтобы об их безопасности заботились.
Итак, нам достоверно известно, что в Гелани скапливаются войска, причем их численность явно превышает возможности Тарски и Альвии вместе взятых в несколько раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49