А наши но-пасаранцы должны только вкалывать в поте лица и пить беспробудно? И почему именно гольф? Вполне можно организовать бильярдную или играть в городки.
– Не горячись. Просто это не твоя работа, а культпросветработников. А ты должен ловить преступников и следить за порядком.
– И предотвращать преступления. А в деревне большинство преступлений – от пьянства. А пьянство – от скуки. А скука – от отсутствия элементарных развлечений. Даже кино, и то перестали показывать.
– Да-а-а, братец, – протянул Кирилл, – похоже, увяз ты порядочно. Я-то думал, что промаешься дурью пару месяцев и сбежишь. А ты, кажется, пока не проведешь маленькой революции, не успокоишься.
– Вот погоди, – не обиделся на сарказм брата Костя, – немного поживешь тут, сам уезжать не захочешь.

* * *

Уже к обеду Костя понял, что погорячился. Потому что желание все бросить и уехать возникло у него самого. Еще утром у него родилась мысль перехватить грешного воришку Толика и проконтролировать процесс страстной встречи супругов. Костя все утро выглядывал из окна в надежде увидеть машину, на которой уехал Толик. Мимо проезжал противно дребезжащий от старости автобус с доярками, два раза промаршировали туда и обратно пионеры из крошечной, но уже заслужившей уважение сельчан пионерской организации, прошмыгнул даже тот, кто выбрал Но-Пасаран для разворачивания свой преступной деятельности. Но Костя не обращал на них внимания. Он ждал Толика. Ждал, но все-таки прозевал момент его возвращения.
О битве в семействе Маркеловых Костя узнал от местной медсестры, выполняющей и роль фельдшера. Запыхавшаяся Калерия ворвалась в отделение с клубами морозного воздуха и выдохнула:
– Быстрее, Костя, а то поздно будет.
Костя поморщился. Не нравилось ему сегодня слово «поздно»! Но Калерия была не из тех, кто поднимает напрасную тревогу. Комаров накинул дубленку и выскочил за девушкой.
Калерии было за тридцать, и она была не замужем. Ее нельзя было назвать красавицей, но человек, мельком бросивший на нее взгляд, оборачивался снова, сам не понимая, что же так привлекло его в этой высокой, статной девушке. И чем больше смотрел на Калерию этот человек, тем труднее было ему отвести от нее взгляд, тем больше достоинств находил он во всем ее облике. А уж те, кто был близко знаком с Калерией, видели за незаурядной внешностью не менее незаурядную душу и любили ее больше за характер – незлобливый, мягкий, сострадательный.
Девушка была несколько полной, но полнота ее отличалась от обычной бесконтрольной полноты. Пышной была грудь, округлыми – бедра, мягкими – руки. И сама она была подобна гитаре: такая же пьянящая, влекущая, полная музыки и звенящей глубины.
Двигалась Калерия легко, словно и не касалась ногами грешной земли. Без устали могла пройти до райцентра и обратно – даже не разрумянится.
Вот и сейчас – Костя едва поспевал за девушкой. Дом Толика стоял далековато от отделения милиции, Комаров запыхался от быстрой ходьбы, а Калерии – хоть бы хны, только щеки порозовели.
И все-таки не зря торопила Калерия Комарова. Когда Костя растолкал группку любопытных, битва в доме Маркеловых уже была окончена. Комаров перешагнул порог и замер: весь пол в комнате был залит кровью. В том, что это была именно кровь, не было никакого сомнения, кое-какой опыт у Кости все же был. Но кровь была какая-то не такая: жидкая, словно разбавленная, и пахла… Волосы на голове Комарова зашевелились. Только сейчас до него дошло, что в комнате стоял запах вареного мяса.
По самому краю комнаты, стараясь не наступать в жуткого вида лужу, Комаров протиснулся вслед за Калерией в другую комнату. Девушка уже хлопотала возле лежащего на кровати окровавленного мужчины.
– Потерпи, миленький, – нежно ворковала Людмила, сидящая в изголовье раненого. – Калерия уже пришла, сейчас тебя вылечит. Ты осторожно с ним, – строго предупредила она медсестру, – чтобы не больно. А то он у меня боль терпеть ну совсем не может! Такой нежный!
– Чем это ты его? – спросила Калерия, осматривая рану на голове, из которой еще сочилась кровь.
– Да, половником, – отмахнулась Людмила, – у него край острый, вот и рассекла.
– А бульоном-то зачем? – с укором посмотрела на нее Калерия.
– Завелась, – виновато опустила глаза Людмила, – мне же только начать. Уж и вижу, что кровь, а остановиться никак не могу. Схватила с плиты кастрюлю с бульоном – и на него.
– Вот откуда запах вареного мяса, – обреченно понял Костя, – вы сварили собственного мужа.
– Сварила я бульон, – упрямо повторила Людмила, – а на мужа почти не попала. Тренированный он у меня, увертливый. Только на руку и плеснула.
– Ранка на голове небольшая, можно даже швы не накладывать. Крови много потому, что сосудик тут проходит. Кровотечение уже остановилось, а ожог сильный, – не стала разделять ее энтузиазма Калерия, – хорошо бы его в район отвезти, в больницу.
– Как в больницу? – замерла Людмила. – Не дам в больницу! а кто у кабанчика чистить будет? А кто снег с крыши обещал мне сбросить? Не дам в больницу.
– Ой, заберите меня, – подал признаки жизни раненый Толик, – не оставляйте меня наедине с этой фурией. Я сейчас слабый, сопротивления оказать не смогу. Добьет ведь.
– Не слухайте его, – мягко, но крепко положила руку на рот мужа Людмила, – что я, фашист что ли какой, раненых мужей добивать? Если скажет, на что деньги истратил, то и пальцем не трону.
– Да, тебе скажи, –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14