Но такая гармония долго не продержится, болезнь короля развивается с ужасающей быстротой. Скоро его безумие станет слишком трудно сдерживать, и все кончится кровавой бойней.
— Вершина горы, — со вздохом проговорил Гарен-Цзен. — Нет, это не гора, а вулкан, который вот-вот взорвется.
Тут дверь отворилась, и вошел воин средних лет, мощного сложения, в длинном черном плаще королевского гвардейца. Гарен-Цзен устремил на него свои разные глаза.
— Добрый день, господин Гарган. Чем могу служить?
Вошедший тяжело опустился на стул и водрузил на стол свой роскошный шлем из бронзы и серебра.
— Этот безумец убил свою жену.
Двое гвардейцев ввели Чорин-Цу за ограду дворца. Еще двое шли позади, неся сундучок со средствами и инструментами, необходимыми для бальзамирования. Старик тяжело дышал, поспешая за солдатами. Вопросов он не задавал.
Гвардейцы, пройдя через людскую, поднялись по застланной ковром лестнице в королевские покои. Миновав знаменитый Чертог Наложниц, они завернули в часовню, где склонились перед золотым изваянием Бога-Короля. Здесь солдаты двигались медленнее, стараясь не шуметь, и Чорин-Цу воспользовался случаем, чтобы отдышаться. Наконец они приблизились к двойным дверям, ведущим в опочивальню. Снаружи ожидали двое: воин с раздвоенной бородой чугунного цвета и первый министр Гарен-Цзен в своем пурпурном облачении. Высокий и тонкий как лоза, с ничего не выражающим лицом.
Чорин-Цу поклонился соотечественнику и проговорил на чиадзе:
— Да благословят вас Боги Высоких Небес.
— Неучтиво и неподобающе говорить на иноземном языке в королевских покоях, — выговорил ему Гарен-Цзен на южном наречии. Чорин-Цу поклонился снова. Длинные пальцы Гарен-Цзена коснулись второй костяшки на правой руке. Затем он скрестил руки на груди, касаясь указательным пальцем бицепса. Чорин-Цу понял смысл сказанного: «Делай, что тебе прикажут, — и останешься жив!»
— Прошу прощения, мой господин, — сказал бальзамировщик. — Не гневайтесь на вашего ничтожного слугу. — Сложив руки перед собой, он склонился еще ниже, касаясь большими пальцами подбородка.
— Мы нуждаемся в твоих услугах, мастер. Никто другой не войдет в эту комнату, пока ты не завершить свою... работу. Ты понял?
— Разумеется, мой господин. — Гвардейцы поставили сундучок Чорин-Цу у дверей. Гарен-Цзен приоткрыл створку ровно настолько, чтобы мастер с сундучком мог протиснуться.
Дверь закрылась за Чорин-Цу, и он огляделся. Ковры и пологи королевского ложа были из тончайшего чиадзийского шелка. Само ложе украшала искусная резьба, покрытая позолотой. Каждая вещь в комнате говорила о богатстве и роскоши, доступным только монархам.
Даже покойница...
Она была подвешена за руки на золотых цепях к потолку над кроватью, и простыни под ней промокли от крови. Чорин-Цу видел королеву только дважды: один раз во время шествия в честь ее свадьбы и второй — две недели назад, в начале Игр. Она открывала Игры в своей новой роли Бокат, богини мудрости. В тот раз Чорин-Цу рассмотрел ее как следует. Ее глаза казались пустыми, и она с трудом выговаривала слова благословения. Мастер пододвинул к себе стул и сел, глядя на мертвое тело.
На королеве, как и при открытии Игр, был шлем богини — золотой, с крыльями и длинными щитками, закрывающими щеки. Чорин-Цу знал татарскую мифологию не слишком хорошо, но достаточно. Бокат была женой Миссаэля, бога войны. Их сын Каалес, Владыка Битв, вышел из чрева матери уже взрослым.
Но безумца вдохновил на убийство другой миф. Готирские боги воевали друг с другом, и земля пылала от огненных стрел Миссаэля. Один из его врагов взял Бокат в плен и подвесил ее на цепях близ Волшебного Града. Миссаэля же предупредили, что, если он пойдет на город войной, первой падет его жена. Тогда он взял свой лук и выстрелил ей в сердце, а после со своими соратниками ринулся на приступ, взял город и перебил всех, кто в нем был. Когда бой завершился, он вынул стрелу из груди жены и поцеловал рану. Она тут же затянулась, Бокат ожила и обняла своего супруга.
Здесь, в этой комнате, кто-то пытался повторить древнее предание. Окровавленная стрела лежала на полу. Чорин-Цу устало поднялся и освободил тонкие запястья покойницы от золотых оков. Тело упало на кровать, шлем слетел с головы и с глухим стуком покатился по полу. Светлые волосы королевы рассыпались, и Чорин-Цу увидел, что на корнях они тусклого мышиного цвета.
Вошел Гарен-Цзен и сказал, пользуясь знаками:
«Бог-Король пытался спасти ее. Видя, что кровь не останавливается, он пришел в панику и послал за придворным лекарем».
«Здесь всюду кровь, — тоже знаками ответил Чорин-Цу. — Я не могу заниматься своим делом в таких условиях».
«Придется! Никто другой не должен знать... — пальцы Гарен-Цзена помедлили, — о совершенной здесь глупости».
«Значит, лекарь мертв?»
«Да».
«То же будет и со мной, когда я закончу работу».
«Нет. Я договорился — тебя выведут из дворца, и ты убежишь на юг, в Дрос-Дельнох».
«Благодарю вас, Гарен-Цзен».
«Я поставлю за дверью сундук. Сложи в него... все грязное белье».
— Сколько тебе понадобится времени, чтобы подготовить ее? — спросил министр уже вслух.
— Три часа, возможно, чуть больше.
— Я вернусь к этому сроку.
Министр вышел, и Чорин-Цу вздохнул. Этот человек лжет: не будет никакого бегства на юг. Чорин-Цу отогнал эту мысль и начал доставать склянки с бальзамирующим раствором, ножики и скребки, аккуратно раскладывая все это на столике у кровати.
Золоченая панель в задней стене отодвинулась, и Чорин-Цу упал на колени, потупив взор, — но успел увидеть покрытый золотой краской королевский лик и засохшую кровь на губах, которыми император целовал рану на груди своей жены.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16